Пола Сторидж - Лазурный берег, или Поющие в терновнике 3

Сказал – и тут же замолк.

«Да, Лион, видимо, этот разговор стоил тебе не одной бессонной ночи.

Наверное, ты долго думал, подбирал слова, мучился, выбирая с чего бы начать, но теперь, когда пришло время поговорить более обстоятельно, так и не можешь сделать этого…

Ну, и что же ты хотел предложить? Смелее же!»

Он молчал, пил микроскопическими глотками кофе и сосредоточенно рассматривал замысловатый узор на блюдечке антикварного саксонского фаянса.

Пауза затянулась.

Лион, допив свой кофе, принялся бесцельно вертеть в руках чашку.

Джастина, стараясь вложить в свои слова как можно больше доброжелательности, произнесла:

– Лион, я вижу, что тебя что-то гложет… Я вижу это по твоему лицу…

Он молчал – пауза становилась невыносимой.

Наконец Джастина, поняв, что следует взять нить беседы в свои руки, начала так:

– Послушай… Вчера ты говорил о нашем предназначении перед Богом, об обязанностях перед ним. Ты даже зачитал мне кое-что из дневниковых записей кардинала… Честно говоря, я и не знала, что он вел дневник…

– Об этом мало кто знал…

– Даже моя мать?

– Дневники бывают двух видов, насколько я понимаю, – сказал он, – чаще всего люди заносят в дневники текущие события… Скорее даже – малозначительные перемены в жизни… Иногда – свои впечатления…

– А в другом?

– В другом люди – и таких меньшинство! – понимают, что в дневник надо заносить только то, что меняется внутри них самих – мысли, чувства, состояние…

Джастина решила вернуть беседу в прежнее русло, и потому напомнила:

– Да, так что насчет нашего предназначения перед Богом? Ты ведь говорил, что…

– Говорил, – эхом ответил Лион.

– И мне показалось, что ты хотел предложить что-то конкретное…

Аккуратно поставив чашечку на середину стола, Лион неожиданно выпалил:

– Я очень долго думал и, наконец, пришел к выводу… Нам с тобой необходимо усыновить ребенка…

Как ни странно, но Джастину это заявление мужа ничуть не удивило – казалось, подсознательно она даже была готова к этому.

Улыбнувшись, она закивала в ответ, будто бы и сама хотела предложить мужу то же самое.

Она просто и искренне сказала:

– Да, да… Я понимаю тебя… Лицо Лиона просветлело.

– Значит – ты и сама…

Недоговорив, он поднялся и, чтобы скрыть волнение, охватившее его, принялся снова варить кофе.

Джастина, подойдя к нему, взяла жезвей и, отставив его в сторону, серьезно произнесла:

– Тебе нельзя много кофе… Сам ведь знаешь – у тебя больное сердце…

– Ах, да, спасибо, что напомнила, – пробормотал Лион, усаживаясь на прежнее место.

Сев напротив мужа, она задумчиво произнесла:

– Значит, ты решил, что нам это действительно необходимо?

Подняв на нее умоляющий взгляд, Лион с неожиданной твердостью сказал:

– Да. Без детей наша жизнь теряет всякий смысл. Без детей я не могу чувствовать себя полноценным человеком. Без детей я не смогу держать ответ перед Господом… – он тяжело вздохнул. – С тех пор, как с нами нету Барбары и Элен…

В глазах Лиона неожиданно блеснули слезы – так, во всяком случае, показалось Джастине.

Да, конечно же, он тоже страшно переживал… И переживает.

Конечно, такие вещи не проходят бесследно – ведь Лион отец погибших детей.

– Значит, ты тоже думала об этом?

Вопрос повис в воздухе.

Нет, не стоило Джастине говорить о том, что она понимает его, не стоило давать мужу понять, что и сама не против такого решительного шага…

Уж к чему, а к такому повороту событий она не была готова.

Неожиданно у нее вновь разболелась голова.

«О, сколько это еще может продолжаться!»

Поднявшись, она подошла к Лиону и, обняв его, произнесла:

– Я, пожалуй, пойду прогуляюсь…

– А как же… Она улыбнулась.

– Извини, но этот разговор настолько серьезен, что я не могу сразу дать тебе ответ…

– Но почему?

И вновь глаза Лиона увлажнились.

Или это ей опять показалось?

«Нет, надо все-таки быть с ним помягче – ведь, если разобраться, Лион по своей натуре – очень ранимый человек»…

Отстранив его руку, Джастина закончила, но уже не так твердо:

– Мне надо разобраться в своих чувствах… И в мыслях…

Неожиданно тот, пружинисто поднявшись со своего места, произнес в ответ:

– Хорошо… До вечера, так до вечера. Я понимаю тебя… Кстати, ты сегодня собираешься идти в свою студенческую студию? Ты, кажется, говорила, что у вас сегодня репетиция?

Ничего не отвечая, Джастина быстро помыла кофейные чашечки и, поставив их в сушильный шкаф, накинула плащ и вышла на улицу…

Погода действительно была не из лучших – серый туман, серое небо, серые булыжники мостовой.

В такие дни Джастина очень часто вспоминала одного диккенсовского героя – этот джентльмен, примерный семьянин, обладатель хорошего счета в банке, жил в таком же сером городе, с серыми домами, серым небом, серыми мостовыми – кажется, в Лондоне… Типичный литературно-положительный герой времен «доброй старой Англии». Каждое утро он надевал безукоризненный костюм, сшитый у самого дорогого портного, роскошный шелковый цилиндр, сдержанно целовал на прощание жену и детей и отправлялся в свою контору, идя по серым залитым дождем улицам.

И вот однажды, проходя по мосту через Темзу, он поглубже нахлобучил свой цилиндр, и, к удивлению прохожих, бросился в мутную воду…

«Тебе никогда не хотелось надеть такой же шелковый цилиндр?» – часто спрашивала себя Джастина, идя по утренним улицам университетского города.

Они с мужем занимали небольшой особняк в одном из аристократичных районов Оксфорда, расположенном в западной части городка (в восточной были сосредоточены немногочисленные заводы, в основном – занятые сборкой автомобильных и авиационных моторов).

Квартал этот был сооружен в конце прошлого века, а потому построен и распланирован в строгом соответствии со всеми канонами викторианской архитектуры – немного вычурно, немного чопорно, но, вместе с тем – очень комфортно и удобно для жизни; так, согласно старой английской традиции «мой дом – моя крепость» умели строиться только в прошлом веке.

Как правило, тут селилась богатая профессура, преуспевающие инженеры «Моррис моторс», хозяева многочисленных университетских издательств.

Конечно, коттеджи этого квартала различались по своей архитектуре – и количеством этажей, и внешним убранством, и размерами неизменно ухоженных палисадников и идеально подстриженных газонов под окнами, но было в них что-то такое, что делало их неуловимо похожими друг на друга – наверное, та чисто британская основательность и та склонность к себялюбивому комфорту, над которым многие жители материка, попадавшие в Англию впервые, только иронически подтрунивали, но всю прелесть которого начинали понимать только после того, как сами испробовали все его достоинства.