Пола Сторидж - Лазурный берег, или Поющие в терновнике 3

Джастина решила не садиться в то утро за руль – до колледжа святой Магдалины, сурового здания в готическом стиле, построенного еще в пятнадцатом столетии, в котором располагалась ее театральная студия, было не более двадцати минут ходьбы.

Надо было пройтись, подышать свежим воздухом – уж во всяком случае, серьезные решения не стоит принимать, когда сидишь за рулем.

Мокрая после ночного дождя булыжная мостовая, положенная, наверное, еще во времена того же Диккенса, поблескивала, словно Спрессованная икра.

Джастина неспешно шла по обочине, переступая слюдяные озерца луж, то и дело поглядывая, как владельцы домов подстригают мокрую сочную траву миниатюрными бензиновыми газонокосилками. Их моторы пронзительно шумели, визжали, стрекотали, и из выхлопных труб шел синевато-сизый дымок – в то холодное утро он стлался по земле и оседал внизу, в стриженой траве.

Этот звук неожиданно напомнил ей звук машинки для стрижки овец – такими машинками всегда пользовались в ее родной Дрохеде во время стрижки мериносов.

Дрохеда…

Как же давно я не была там!

«Какая же я скверная – ведь в последнее время я все реже и реже вспоминаю столь милую моему сердцу родину…

Когда в последний раз мне снился родительский дом – вчера, позавчера?

Нет, наверняка – нет.

С тех пор, как не стало Элен и Барбары…

О, лучше не вспоминать об этом».

Джастина, совершенно механически сорвав веточку клена, провела ее по металлической ограде.

Видели бы ее в это время студенты, которые занимаются в театральной студии…

Веточка в руках Джастины, вибрируя при каждом ударе, однообразно стучит: «тук-тук-тук»… Там, где в ограде нет прута, она выстукивает другой, более замысловатый ритм: «тук… Тук-тук… тук… тук-тук…»

Джастина улыбнулась.

Здесь, в чопорном Оксфорде, это был поступок непростительный, даже странный – учитывая, что Джастина давно уже не маленькая девочка.

А жаль…

Она вздохнула.

Когда-то, будучи ребенком, она любила развлекаться тем, что слушала, как веточка в ее руках выстукивала по решетке ограды незамысловатый ритм.

Но это было так давно… Может быть, и вовсе не было? «Ладно, Джастина, не думай об этом, не надо о грустном.

Жизнь и без того нелегка – нечего расстраивать себя воспоминаниями.

Ты ведь еще не собираешься умирать – будет у вас с Лионом время слетать в Новый Южный Уэльс».

Кленовая веточка в руках Джастины продолжала выбивать дробь о железные прутья, пока ограда не кончилась и Джастина не вышла на перекресток.

Она остановилась в нерешительности, словно не зная, куда дальше идти – хотя и ходила, и ездила по этой дороге по несколько раз в день.

Повертев в руках ставшую ненужной веточку, Джастина бросила ее на тротуар.

Перевесив сумочку на другое плечо, она приподняла рукав и посмотрела на часы.

– Что-то сегодня я очень рано вышла, – пробормотала Джастина вполголоса.

До начала занятий оставалось около часа.

Постояв в нерешительности, она развернулась и пошла в сторону кафе, вывеска которого раскачивалась на утреннем ветру…

В этот ранний час кафе, как ни странно, было заполнено народом – еще бы, в университетском городе кофе пьют все – и утром, и вечером…

Наверное, даже ночью.

Неподалеку от Джастины расположилась группа юношей и девушек, одетых, как ей показалось, нарочито небрежно. Многие молодые люди, конечно же студенты, несмотря на очевидно юношеский возраст были с густыми, как у христианских святых на фресках, бородами.

Несколько раз она видела тут даже настоящих хиппи – поговаривали, что где-то в окрестностях города была их коммуна…

Странно – та сумбурная студенческая революция, начавшаяся на Монмартре более двадцати лет назад, давно уже отшумела, а мода на нечесаные бороды и неряшливый стиль одежды до сих пор популярна – даже здесь, в привилегированном Оксфорде. Впрочем, не у всех. Студию Джастины посещают несколько десятков юношей и девушек, которые придерживаются изысканно-консервативных манер – в том числе и манеры одеваться, манеры вести себя, манеры слишком уж правильно, до неестественности правильно произносить со сцены шекспировские реплики.

Но это – совершенно другое дело: дети пэров, депутатов верхней палаты парламента и скороспелых нуворишей, сколотивших за короткое время баснословные состояния на торговле оружием в странах мусульманского мира и Латинской Америки и теперь стремящихся во всем подражать истинным аристократом крови.

Джастина, наклонив голову, принялась рассматривать спутниц молодых людей.

В юбках зонтом, необыкновенно узких в бедрах, но расширяющихся книзу, в тонких черных свитерах, они лениво перелистывали утренние выпуски газет.

За столиком налево от Джастины расположился немолодой уже мужчина в очках в толстой черепаховой оправе. Он низко склонился над листком бумаги и, кажется, ни на кого не обращал внимания. Листок на его столе синел строка за строкой, как пузырек, который постепенно наполняется чернилами.

Что он пишет?

Какую-нибудь студенческую работу?

Вряд ли – ведь из студенческого возраста он давно уже, вроде бы, вышел…

Напротив – худенькая девушка, в тоненькой, не по сезону, куртке, пила, обжигаясь, горячий кофе.

Джастина как опытная женщина, сразу же поняла – эта девушка кого-то ждет. Ее робкие глаза не отрывались от двери. Вся она была в каком-то томительном и ожидании.

Ясно, что ждет.

Кого?

Что за вопрос?

Ну кого же еще может ждать девушка с таким нетерпением во взоре?

Только своего любимого… А вот и он…

Подошел, несмело поцеловал в щечку, заказал кофе…

– Привет!

Девушка приподнялась: лицо ее просияло, но она поспешила скрыть это, изобразив недовольство.

– Привет!

Он поцеловал ее в щеку – скорее не поцеловал, а просто чмокнул. Она отвернулась.

– Почему ты опоздал?

Молодой человек, опустив голову, шепчет какие-то извинения.

Ба, так ведь это Мери и Гарри – студенты, которые посещают ее театральный кружок… И как это она сразу не узнала Мери? Странно.

Впрочем, и Мери не узнала ее – а тем более Гарри…

Он теперь слишком занят тем, что ищет оправдания.

– Прости, но у меня столько дел… Надо было обязательно позвонить в Лондон, а там долго никто не брал трубку…

– А я вынуждена сидеть тут… Гарри, ты ведь знаешь, в каком я положении!

Но мир быстро восстановлен, и вот уже через минуту они сидят друг против друга, и руки их сплетены…

Оно-то и понятно – влюбленные…

Склонясь над столом, почти соприкасаясь головами и краснея, как маленькие дети, они принялись что-то шептать друг другу.

Человек в очках, не обращая ни на них, ни на Джастину никакого внимания, начал что-то бормотать себе под нос.