Лариса Уварова - Букет кактусов

– Тревожно мне что-то, Маринка...

– С чего это? – поразилась та. – Все ведь идет как по маслу!

– Именно поэтому! Все слишком хорошо. А это значит, что скоро надо ждать какой-нибудь пакости. Вот и Вано предупредил, разделаться с Мыздеевым и Соколовым будет потруднее, чем с судьей. Про Борьку я вообще молчу...

– Вот еще! А на что нам «тяжелая артиллерия» – Рэймонд Кофи?

– Тише ты, болтушка!

– Сама тише! С судьей тоже было непросто – по крайней мере, мне. Когда ты поначалу рассказала, что от всех нас требуется, – помнишь, что я сказала? Что это бред сумасшедшего и нам ни в жизнь не провернуть ничего подобного. А вот провернули же, да еще какой куш сорвали! Так что не разводи панику – все получится!

Маринка подцепила подружку под руку.

– Завтра приезжает герой твоего романа! Ждешь, небось?

– Да ну тебя, – Саша смущенно отмахнулась. – Сама же меня с ним свела, нахалка, а теперь еще подначивает!

– Свела, Сашок! И, между прочим, нисколько не раскаиваюсь. А ты, можно подумать, жалеешь?

– Жалею? Ну уж нет! О таком жалеть нельзя, Маринка. Даже если знаешь, что будущего нет, что все это скоро кончится...

– Не болтай ерунду! Кто может это знать? Еще неизвестно, как у вас все повернется.

Саша ответила тихо, но твердо:

– Я это знаю.

И быстро, прежде чем подруга успела вникнуть в смысл ее слов, переменила тему:

– Зато ты вот уезжаешь...

– Ну, опять! Не навек же мы расстаемся. Ты же знаешь, Сашок, по первому твоему слову...

– Конечно, знаю. Что собираешься делать? Опять вернешься на свой базар?

– Ну нет! С такими-то деньгами? Шутишь... С этим покончено, Сашок. Навсегда. Для начала хочу съездить к маме недельки на две, повидать Машутку и своих стариков. Соскучилась – страх! А потом вплотную займусь поисками работы. С нового года мне обещали в одной серьезной газете...

Председатель совета директоров акционерного «Омега-банка» тяжело вздохнул, опустил итальянскую штору и вернулся за свой громадный резной рабочий стол. Против обыкновения, вид из окна на этот раз не оказал на Михаила Петровича умиротворяющего действия. Взгляд его упал на кучу свежих газет, как попало разбросанных по столу, и он вздохнул еще раз. Выбрав среди них одну – малоформатную «толстушку» с броским красным заголовком «Воронский колокол», вчитался, шевеля губами, в отчеркнутые фломастером строчки на первой полосе. А вчитавшись, злобно отшвырнул газету.

– Писаки, мать вашу...

В последние недели под глазами у Соколова наметились отечные мешки, свидетельствующие о некоем «отрицательном балансе» душевных переживаний. В самом деле, неприятности пошли что называется косяком! Сначала обострилась старая болячка – прямо скажем, весьма нежелательная при том далеко не стариковском образе жизни, который вел бывший прокурор. Потом как-то сразу начали сгущаться облака над «Омега-банком».

Финансовая мощь одного из крупнейших банков региона упала до угрожающей отметки. Настолько угрожающей, что среди крупных акционеров началось брожение. Все слышнее стали мнения, что Соколов, мол, постарел, исчерпал себя, не понимает новых условий, и, следовательно, его надо проводить на покой. И это говорили те, кто своим хапужничеством в первую очередь способствовали снижению оборотных капиталов!

А тут еще, в дополнение ко всем проблемам, «сгорел» этот идиот Колчин! «Кретин, – ругал его банкир – Придурок! Ведь я ж его предупреждал, что менты не дремлют...»

Не обладая богатым воображением, Михаил Петрович был далек от того, чтобы видеть в аресте судьи Колчина «первый звонок», предвещающий начало его собственного конца. С какой стати?! Но как бы там ни было, а событие неприятное, что и говорить. Весьма неприятное!

А еще неприятнее было то, что для этих чертовых газетных писак оно стало поводом «поднять на перо» не только самого беднягу Эдика, но и его, Михаила Петровича Соколова, и «Омега-банк»...

Хозяин кабинета пробормотал какое-то совсем уж непечатное словцо и загасил его еще одним шумным вздохом. Потянулся к селектору.

– Филимонова ко мне!

Услышав приглашение зайти к шефу, пресс-секретарь тоже подавил в себе тяжелый вздох. Он прекрасно знал, зачем его требует Старик, и предстоящее свидание с начальством не вызывало у него энтузиазма. Вячеслав Арнольдович Филимонов всегда был горазд чесать языком, но особым мужеством никогда не отличался.

Бывший «поручик» очень мало напоминал сейчас того жизнерадостного и непосредственного Филю, которого знала Саша Александрова. Из зеркала, в которое он заглянул прежде чем выскочить за дверь, на него посмотрел бледный конопатый субъект с каким-то отечным лицом и бегающими глазками, в дорогом, но мешковато сидящем костюме.

Филимонов торопливо пригладил расческой свои бесцветные волосы, схватил со стола блокнот и поспешил через приемную в чистилище.

– Вызывали, Михаил Петрович?

– Вызывал, вызывал. Садись...

Пресс-секретарь примостился на самом краешке стула, пристроил фирменный «омеговский» блокнотик на столе для «малых» совещаний.

– Да ты крепче садись, голубушка моя, а то еще свалишься. Я тебя сейчас бить буду.

– За что, Михаил Петрович?

– Он еще спрашивает! – Соколов грозно сдвинул очки на кончик носа. – Плохо работаешь, Филимонов! Ты вот это видел? Это видел?.. А это?..

Взяв в руку пачку газет, словно колоду карт, босс принялся по одной метать их через стол поникшему Славику.

– Михаил Петрович! Я же сам их вам на стол положил...

– Ах, скажите пожалуйста, он положил... Премного вам благодарен, господин Филимонов! – Шеф ернически наклонил свои очки. – Может, и мне в благодарность на тебя положить, а? В самый раз будет, по заслугам! Ты думаешь, я тебе за то плачу такие бабки, чтобы ты мне тут газетки раскладывал? Нет, голубушка моя, это и без тебя есть кому сделать. Референт разложит, да любая девчонка из приемной! Я тебе плачу за то, чтобы этих пасквилей вовсе не было, ты меня понял? Чтоб ни один борзописец на нас свою пасть не разевал, а писал что нам нужно и как нам нужно. Тебе ясно, Вячеслав Альфредович, или как там тебя?

Так и не дождавшись от подчиненного «понимания момента», Михаил Петрович снял очки и устало потер глаза.

– Плохо работаешь, Вячеслав. Очень плохо! Я пошел навстречу Евгению Евгеньевичу... Думал, с человеком, которого рекомендовал господин Кондрашов, мне не придется беспокоиться за наши связи с общественностью. Но, как видно, твой сокурсник, Жемчужников, который сделал тебе протекцию, оказался гораздо более толковым парнем, чем ты. Если ты даже своего бывшего дружка, этого Кулика-воробышка, не можешь утихомирить.

– Михаил Петрович, я не думаю...

– Это заметно, голубушка моя. Вижу, мне самому придется думать за тебя и говорить, что надо делать. Открывай блокнот, пиши. Первое: «устанавливать личные контакты с прессой». Написал? Второе: «устанавливать стойкие личные контакты с прессой»... Что ж ты остановился? Пиши, пиши, не стесняйся! Третье: «хорошо устанавливать стойкие личные контакты с прессой». Можно, конечно, добавить еще про всякие там брифинги, пресс-релизы и прочую дребедень, которой ты занимаешься, но для успеха вполне достаточно этих трех пунктов. Ты все понял?