Марина Львова - Букет подснежников

— Ты что имеешь в виду? Только не говори мне, что это то, о чем я подумала…

— Ага…

— Ларка! Ой! Ты пойдешь к врачу?

— Уже была вчера…

— Ну и что он сказал?

— Что обычно говорит врач женщинам, совершившим подобную глупость? Пожелал мне здоровья и дал направление на обследование.

— Будешь прерывать?

— Не могу и не хочу. Я устала от потерь, у меня рука не поднимется еще и убить кого-нибудь.

— Как ты сообщишь ему? Что ты головой мотаешь? Он же имеет право знать! Ну, конечно, мы такие благородные, мы не хотим навязываться, мы все сами. Сами будем жилы себе рвать, воспитывая еще одного ребенка. Ты на что жить будешь, дуреха? А мама как? Ты как ей скажешь?

— Мама поняла, она еще на месяц остается на даче. По-моему, она вознамерилась законсервировать все до последнего листика. Она уже перетряхнула на чердаке все старые детские вещи и сообщила мне, что покупать почти ничего не придется.

— А как же Париж?

— В Париж, котик, ты полетишь без меня. В свое время из-за перелетов я чуть было не потеряла Сашу. Резкая смена давления губительно действует на растущий организм. А потом, поездка — это всегда расходы. Мне за оставшиеся месяцы надо поднакопить средства. Что-то из моей одежды можно будет продать, потом, что-то я буду получать как акционер при условии, что наша фирма не прогорит и вы все будете хорошо трудиться в мое отсутствие.

Ошеломленная Светка еще долго приходила в себя и даже безуспешно пыталась меня уговорить не совершать глупость, потом отступилась. Подозреваю, ей просто стало меня жалко.

Утренние недомогания, мучившие меня, не прекращались. И к концу сентября меня тошнило только при одном виде и запахе еды. Усилилась слабость и головокружение, я порой с трудом добиралась до работы. Не на шутку обеспокоенная мама перебралась жить ко мне. Это дало мне возможность, придя с работы, сразу ложиться спать. Так прошло еще несколько недель. Отъезд Светланы в Париж все откладывался, пока наконец по предложению французской стороны не было решено, что, помимо Парижа, Светлана вместе с Олегом посетят еще и Милан, чтобы ознакомиться с еще одним филиалом фирмы. Нам это сулило расширение рынка, появилась возможность кое-что вывозить от нас.

Олег и Света брали с собой образцы изделий народных промыслов. Весь конец лета мы со Светкой потратили на поиски и установление контактов с кооперативами, выпускающими изделия народных промыслов. Неутомимая Светлана, по-моему, объехала все подмосковные города, возвращаясь из поездок с образцами вышивок, вязаных изделий и поделок из дерева и глины. Я, как могла, помогала ей. Так хотелось, чтобы из нашей затеи что-нибудь получилось.

За день до их отъезда я попала в больницу. При посещении нашего будущего магазина, помещение которого ускоренными темпами приводилось в порядок, мне стало совсем плохо и я потеряла сознание. Перепуганная Светлана даже не слушала меня, хотя я и пыталась ей объяснить, что мне просто плохо от запаха краски, вместе с Олегом она вызвала неотложку.

Больница была очень далеко от моего дома, но заботливая Светка съездила домой и вместе с мамой собрала и привезла мне все необходимое.

Она порывалась остаться в Москве, но мне удалось убедить ее в том, что помочь мне она ничем не может. Передачи мне носить не стоит, так как мой организм упорно исторгает все обратно, и глюкозу мне вводят внутривенно. А наше дело надо попытаться довести до конца. Скрепя сердце Светлана со мной согласилась.

После их отлета в Москве начались затяжные холодные дожди, в палатах не топили, и я постоянно мерзла. Хорошо, что мама догадалась передать мне спортивный костюм, я надевала его под халат и в таком виде стояла у окна в коридоре. Можно прижаться лбом к стеклу в том месте, где через щель тянуло свежим воздухом; так я могла стоять часами, хотя слабость была очень сильная.

Читать было уже совершенно нечего, все переданное мне мамой со Светланой я перечитала по два раза, вязание и вышивку мама передать мне не догадалась. В палате мне было находиться тяжко, на второй день моего пребывания в больнице выписали несколько женщин и к нам в палату положили Надежду. Несмотря на многообещающее имя, она никому не оставляла надежды на выздоровление. Бывают люди, которые старательно культивируют в себе болезнь, они лелеют ее, могут часами рассказывать и смаковать подробности своих страданий и мучений.

Когда исчерпывается тема своих болезней, они столь же трепетно могут обсуждать недуги родственников и знакомых. Как ни странно, они находят в этом своеобразную радость и удовольствие, подобно гурману, смакующему редкое кушанье. Надежда выжила меня из палаты буквально в первый вечер. Теперь я приходила в палату, вдоволь настоявшись у окна, чтобы заснуть. Пару раз Надежда безуспешно пыталась разговорить и меня. Но именно она позвала меня из коридора, когда мне неожиданно принесли передачу. Передач я не ждала, так как маме до меня было ехать долго и очень неудобно, а забот с мальчишками было очень много.

В ярком пакете лежало печенье, яблоки и упаковки с соком. Стандартный набор для передачи в больницу. Но я не нашла даже записки. Вечером я дозвонилась до мамы и поворчала, что она так неразумно тратит деньги. Мама сказала, что, видимо, ко мне приезжали с работы, так как днем ей звонили и спрашивали адрес больницы. Неожиданная забота всегда приятна, но кто же это мог быть? Я терялась в догадках весь вечер. Предстояло пережить субботу и воскресенье. У людей отдых, а у нас в качестве развлечения — бесконечные рассказы Надежды о недугах, постигших ее родных и близких.

Почти с самого утра я заняла свое традиционное место у окна, так как голос Надежды усиливал у меня приступы тошноты. Было видно, что за окном сеял мелкий надоедливый дождик, в коридоре было сумрачно и очень грустно.

В противоположном конце коридора началось какое-то оживление, что само по себе было странно, так как обход врачей уже давно закончился. Я уже совсем замерзла и собиралась вернуться в палату, чтобы погреться под одеялом, когда дежурная сестра позвала меня в ординаторскую. Я пошла за ней по коридору, слегка озадаченная этим неожиданным вызовом.

В комнате сидело двое врачей из нашего отделения и несколько посетителей в наброшенных на плечи халатах. Один из них поднялся и пошел ко мне навстречу. Еще до того, как я поняла, кто это, мое обостренное обоняние уловило терпкий хвойный запах знакомого одеколона. Мои руки непроизвольно взметнулись к голове, чтобы проверить, не растрепались ли у меня волосы.

— Ну наконец-то у тебя появилась на меня нормальная реакция.

— Что ты смеешься? Мне просто захотелось пригладить волосы. Откуда ты взялся?