Диана Гамильтон - Начнём сначала

Гнев, боль и унижение составили слишком отвратительный коктейль эмоций, и Седина не собиралась его попробовать. Пусть он сочиняет любую историю, она на все согласится, однако он не имеет права называть её лгуньей и хищной распутницей.

И она не собиралась безучастно сидеть, как побитая собака, и выслушивать его оскорбления".

Чувство возмущения заставило её вскочить с кресла, отбросить со лба волосы и отвести его руки, готовые толкнуть её обратно в кресло.

– Не очень-то воображай! – закричала она на него, глаза её сузились до золотистых щёлок, все её сожаления, боль от того, что она потеряла его, – все вылилось в эту яростную слепую вспышку, заставившую её забыть о самообладании… – И ты говоришь о лжи, которую я якобы придумала! Придумала ложь, чтобы порвать с тобой – мой Бог! Это ты начал с наглой, бессовестной лжи. Разве не так!? – Она вскочила и стала большими шагами ходить по комнате, не заметив, как разошёлся шов на её узкой золотой юбке, давая ей большую свободу движения, как сузились его умные зеленые глаза и в них мелькнули огоньки понимания.

– Значит, ты был прав, когда лгал и шантажировал меня тем, что разоришь Мартина, если я откажусь выйти за тебя замуж? Почему именно я?.. Ведь ты ни разу в жизни не видел меня до этого. «Выйди за меня замуж, или я устрою вселенскую катастрофу» и все такое прочее в этом духе! И все это была ложь – все, до последнего слова!

Упёршись руками в бедра, она резко повернулась и посмотрела на него. Он пересел на её кресло. Ну и пусть! Он и так уже забрал все в её жизни. Он откинулся назад, чуть склонив голову набок, закинув ногу за ногу. Как будто смотрит спектакль, подумала она со снова вспыхнувшей в ней яростью.

– Так что нечего разыгрывать здесь святого… – Она резко приблизила своё лицо к нему, в её глазах бушевал гнев. – Я лгала для собственной защиты. Ты лгал, потому что тебе доставляло удовольствие запугивать меня. А я как дура влюбилась в тебя без памяти! Единственными словами правды, которые ты когда-либо говорил мне, это то, что ты не способен любить, не хочешь никого любить, что ты считаешь, что любовь – это иллюзия!

Неожиданно лицо её стало мертвенно-бледным, она вдруг поняла, что сказала. Она призналась ему в любви. Интересно, дошло это до него?

Её трясло все сильнее. Она не могла заставить себя посмотреть на него и опустилась на стул, потому что иначе просто упала бы и закрыла лицо руками. Ну конечно же, до него дошло. Он ведь не дурак. Осталось только вынести его презрение или, может быть, жалость. И когда она почувствовала, как он пытается отвести её руки от лица, она не сопротивлялась, лишь покраснела от стыда, увидев, что её разорванная юбка задралась намного выше колен.

Она хотела привести себя в порядок, но он продолжал держать её за руки, затем притянул их к себе со словами:

– Скажи это ещё раз. Скажи, что ты любишь меня.

Селина опустила голову – спутанные волосы упали на лицо. Она не сделает этого. Одного раза достаточно; она не позволит, чтобы её заставляли ещё раз признать своё унижение.

– Может быть, тебе будет легче, если я скажу, что да, ты была права, я действительно лгал и продолжал лгать, пока ты сама все не поняла и не сделала свои выводы? И я действительно говорил правду, как я понимал её тогда, когда сказал, что никогда не полюблю, что я смотрю на любовь как на вздор, иллюзию. – Он отвёл с её лба прядь волос и, взяв её за подбородок, приподнял её лицо, не сводя с неё своего завораживающего взгляда. Губы его находились буквально на расстоянии нескольких сантиметров от её опухших и дрожащих губ.

Ну вот, он опять признался, что не способен на любовь! Её нижняя губа предательски дрожала, а он увидел этот признак капитуляции и прижался к её рту своими мягкими успокаивающими губами, шепча:

– Я долго обманывал сам себя. До того самого момента, как ты сбежала от меня. Я знал, что хотел тебя так, как никогда в жизни не хотел ни одну женщину. И не только в постели, но и в своей жизни, в каждое мгновение. Но я не понимал, что люблю тебя, до тех пор, пока ты не ушла. – Он привлёк к себе её неожиданное обмякшее тело, прижимая к своей груди её золотисто-каштановую голову. – Я не знал, какая боль сильнее – от того, что я любил и потерял тебя, или от того, что ты наговорила мне тогда.

– Ты говоришь правду? – Она медленно подняла голову. Оказывается, она плакала и не замечала этого.

– Никогда в жизни я не был правдивее, киска!

– А тогда… тогда, что ты делал с этой женщиной? – И продолжила в ответ на его непонимающий взгляд. – Ну с той, облитой красным шёлком?

– Разговаривал. Убивал время, пока ты не появилась на лестнице. – Он цинично усмехнулся:

– Облитая шёлком, гм? Жаль, я был слишком рассеян, чтобы заметить это. По-моему, она какая-то приятельница Тани – манекенщица.

А потом он поцеловал её так, что у неё перехватило дыхание и закружилась голова. Она ошеломлённо посмотрела на него, когда он оторвался от её губ и заявил:

– Свадьба не отменяется.

Она не нашлась сразу что ответить. Она чувствовала, как он весь горит желанием, целуя её. Она встряхнула головой, пытаясь прийти в себя, и почувствовала, как он потянул молнию на спине её платья. Она сказала чуть охрипшим голосом, сама испытывая чувственное возбуждение и наслаждаясь этим:

– Ну, конечно. Я бы обязательно вышла за тебя замуж до того, как поняла, что люблю тебя, по крайней мере, – поправилась она, – мне кажется, я бы сделала это. Ещё бы, ведь ты самый необыкновенный человек из всех, кого я встречала. Потом, когда я поняла, что ты никогда не причинишь зла Мартину или кому-либо из его семьи и что я влюбилась в тебя, то решила, что не могу стать твоей женой. Ведь ты же говорил мне, что не веришь в любовь.

Она не знала, можно ли что-либо понять из её сбивчивой речи, потому что он уже успел снять с неё платье и швырнул его на кровать. Сейчас он станет срывать её кружевное бельё. Губы её раскрылись в чувственном порыве, грудь бесстыдно выпирала из лёгкого кружевного прикрытия. Однако он очевидно понял, что она хотела сказать, потому что ответил довольно спокойно:

– Теперь я понимаю, – прошёл к её шкафу и, покопавшись в её вещах, вытащил старые джинсы и плащ, видавший виды, и кинул их ей.

Она поймала их и, прижав к себе, с удивлением смотрела, как он копается в ящике её комода и вытаскивает оттуда свитер. Она тоже поймала его и с трудом проговорила;

– Что ты делаешь?

Она была настолько уверена, что он собирается залезть с ней в постель, что испытывала теперь разочарование.

Однако сердце её подпрыгнуло от радости, когда он сказал:

– Хочу, чтобы ты оделась. Нельзя же в этом наряде ехать в наш коттедж. Мы сбежим через чёрный ход, а когда приедем туда, то позвоним, чтобы предупредить, где мы.