Анатолий Чупринский - Лихоманка

Жизнь нашего Валерия Шагина начала постепенно превращаться в комфортабельное отделение ада.

Консультации с врачами ничего не дали. Да, легкое психическое отклонение. Последствие перенесенной травмы, шока. Надо смириться, терпеть. В конце концов, это всего лишь безобидная форма невроза. Таких людей пруд пруди. Для окружающих никакой опасности не представляет.

И Шагин смирился. Решил принимать жизнь такой, какая есть.

Валера медленно и размеренно поглощал ужин. Именно, поглощал. Последние месяцы у него вообще не было никакого аппетита.

— В конце лета поедем в Турцию. Надо когда-то отдохнуть по-человечески.

— Грязная страна, — испуганно ответила Лида.

И слегка передернула плечами.

— Пол Европы там каждое лето отдыхает.

— У них море грязное. И сами они…

— В море уже давно никто не купается. При каждом отеле есть бассейн. А то и несколько. Ты отстала от жизни.

— Неудивительно. Я ведь нигде не бываю.

— Тебя разве вытащишь.

Была ли у них любовь когда-то? Разумеется, да. Была. Хотя женился он на Лиде поначалу исключительно ради московской прописки. Молодому парню с окраины Волгограда практически невозможно было пробиться в столице, не имея этого пресловутого штампа в паспорте. А тут в одной редакции подвернулась симпатичная девушка. С серыми выразительными глазами и длинными русыми волосами. И улыбалась она так, невозможно было не ответить ей тем же.

Однажды Валера изложил ей свои горести-напасти, типичные для большинства начинающих литераторов. Денег нет, прописки нет, с публикациями напряженка. Лида не только посочувствовала. Сама предложила оформить фиктивный брак. У нее есть только сестра. Они вдвоем проживают в большой трехкомнатной квартире. Почему не помочь хорошему человеку.

Временно, конечно, только временно. Под честное слово.

Всем известно, нет ничего постояннее, нежели что-то временное.

Сестра часто уезжала в командировки. У Шагина в этот период дела застыли на нулевой точке. И ни туда, ни сюда. Пару раз Шагин напросился к Лиде переночевать. Ночевки в его возрасте по вокзалам, скитания по общежитиям и квартирам приятелей окончательно обрыдли. Лида согласилась.

Ужинали вместе. На кухне. Здесь же на кухне Шагин и спал. На скрипучей раскладушке. Потом…

Что бывает потом, каждый взрослый человек знает без дополнительных объяснений. Лида оказалась застенчивой, нежной и ласковой, как ребенок.

Словом, когда сестра вернулась из очередной командировки, застала в своей квартире симпатичную дружную семью. Шагин ей сразу понравился. Спокойный, ироничный. Чем-то на Джека Лондона похож.

Что совсем неудивительно. Он вообще всегда нравился женщинам. Черноволосый, подтянутый, аккуратный.

Кстати, в те времена в литературных кругах гуляла шутка. «В Москве самый крепкий брак — фиктивный!». Двое-трое друзей Шагина по этой схеме женились. Потом как-то незаметно фиктивность куда-то испарялась. Создавались вполне благополучные, и даже счастливые семьи.

В жизни всегда все неоднозначно, запутано и переплетено.

— Странно. Сольвейг, это псевдоним? — рассеянно спросила Лида.

Шагин искренне, «чисто по-человечески», порадовался тому обстоятельству, что «какой-то актрисе Сольвейг» не известен его сотовый телефон. Иначе б уже достала до печенок. Все эти в прошлом известные актрисы, как использованная жвачка. Прилипнет, не оторвешь. Барби, чтоб им… ни ролей, ни аплодисментов. Эта тоже, наверняка, хочет опубликовать свои мемуары. Воспоминания о яркой, бурной, супертворческой жизни. Из серии, «Я — московская Мерлин Монро». Станет торговаться, чтоб тираж был побольше, обложка поярче, с ее портретом, разумеется. И желательно, чтоб лично с нее он не взял ни копейки. Напечатал бы ее шедевр исключительно за ее красивые глаза и ноги. В прошлом, разумеется.

Как все надоело! Уехать бы скорей на дачу.

В Алешкино! В Алешкино!

Машенька! Мистраль! Машенька!

За два дня до этого к Шагину заехал на своей задрипанной «Ниве» эстрадный автор и детский драматург по фамилии Гармаш. Как и у всех остальных людей у него, конечно, было и имя. Но все называли его исключительно по фамилии. Шагин даже толком не помнил, как его там? Коля или Толя. Гармаш и точка.

Шагин стоял на перекрестке Бродвея со второй северной улицей и у всех на виду, развлекал разговором Машеньку и ее подругу Катю.

— Как жизнь, девушки? — улыбнулся Гармаш, эффектно хлопнув дверцей «Нивы». Он бегло с ног до головы осмотрел стройную Катю.

— Она по-русски не понимает, — кашлянув, сказал Шагин, — Она кубинка.

Катя недоуменно подняла брови. Машенька незаметно прыснула в кулак.

— По-русски не бум-бум. Только по-испански.

Смуглолицая темноволосая Катя и вправду слегка смахивала на испанку.

— Ее отец крупный судовладелец. Из кубинских эмигрантов, — невозмутимо продолжил Шагин.

Катя от изумления вытаращила глаза, но промолчала.

— Очень состоятельный человек, — поставил жирную точку Шагин.

Гармаш мгновенно сделал стойку. Обаятельно заулыбался. От уха до уха. Он так и не оставил свою детскую мечту, жениться на богатой иностранке. Уехать за границу и вести там буржуазный образ жизни.

— У тебя есть шанс. Ты по-французски волочешь?

Катя и Машенька незаметно для Гармаша переглянулись, подмигнули друг другу. Катя мгновенно сделала холодное надменное очень неприступное лицо. И вправду, стала похожей на иностранку.

Гармаш неловко потоптался на месте, озабоченно вздохнул. Шагин решительно взял его под руку и повел к своей даче.

— Валерик! Дело есть. На сто тыщ! — азартным шепотом затараторил Гармаш, как только они отошли на несколько шагов от девушек.

Гармаш все свои махинации оценивал в «сто тыщ» долларов. Никогда ни одна из его авантюр не стоила и сотни. Большинство знакомых в литературной тусовке Дома литераторов его сторонилось. Лишь немногие снисходительно улыбались, выслушивая очередную завиральную идею в «сто тыщ» и одобрительно кивали:

— Флаг тебе в руки!

В этот раз идея Гармаша на «сто тыщ» состояла в следующем.

Шагин должен в темпе, за две-три недели написать и успеть напечатать автобиографию какой-то эстрадной звездочки. Как только Гармаш выпалил, что информация от нее «Это супербомба!», и, что «Вся Москва встанет на уши!», Шагин перестал слушать.

Отвернулся и стал смотреть вслед уходящим по улице к лесу Машеньке и Кате. Они, перебивая друг друга, одновременно говорили и, не переставая, смеялись.

От молодости, от здоровья, просто от хорошей погоды.

Гармаш продолжал бормотать что-то про дикое везение, про уникальную возможность «срубить бабок», про сорок процентов, полагающихся ему, если Шагин не будет дураком и не откажется от удачи, плывущей прямо в руки.