Карен ван дер Зее - Остров моих сновидений

Ким старалась не обращать внимания на редкие неприятные моменты, когда Сэм уставал так, что не разговаривал с ней; а она постоянно беспокоилась, что скрывается за его молчанием. Он был заботлив и ласков и вел себя так, словно Ким для него — единственная женщина на планете. На руках уносил ее в спальню, они нежно любили друг друга. Ким и помыслить не могла о том, чтобы устать от него или посмотреть на другого мужчину. Работа ее почти закончена, но о возвращении в Нью-Йорк не хочется и думать — нет-нет, остаться здесь, с ним.

Сэм смотрел, как Ким ставит в большую вазу ветки пурпурной бугенвиллеи. Из подвязанных алой лентой волос, как всегда, выбился непослушный локон… и лег на щеку, взвиваясь при каждом движении. Она счастливо мурлычет себе под нос какую-то песенку… Сердце Сэма болезненно сжалось.

Она живет в сказке, в полном неведении, что конец их ожидает совсем не счастливый. Как может она этого не знать, не видеть?.. А он позволяет ей наслаждаться иллюзиями, эгоист.

Жизнь они вели довольно активную, и Ким наслаждалась ею. Однажды, вернувшись с веселой вечеринки в доме у Майи, она почувствовала себя особенно счастливой и совсем не усталой; поставив диск с музыкой Штрауса, Ким стала вальсировать.

— Сэм, потанцуй со мной! — позвала она его. Он прошел через комнату, но, вместо того чтобы присоединиться к ней, поднял ее на руки и вынес из комнаты.

— Сэм! — запротестовала она, смеясь и притворяясь, что сопротивляется.

Он принес ее в спальню, поставил на ноги, не говоря ни слова, поцеловал, одновременно начиная раздевать — быстро, без ласк. Его собственная одежда последовала за ее, и на полу образовалась небольшая горка. В нем чувствовалась странная поспешность, страсть, граничащая с отчаянием, когда он начал любить ее. Ким, как обычно, ответила мгновенно и растворилась в чувственном наслаждении. Она проводила руками по его волосам, ласкала его спину, чувствуя напряжение мускулов. Он уткнулся лицом ей в грудь и тихо застонал, шепча что-то неразборчивое, знакомое…

— Я не слышу, что ты говоришь, — прошептала она. — Что ты хочешь сказать?

Он поднял голову и посмотрел на нее затуманенными любовью глазами.

— Ты такая нежная, мягкая, теплая… — Сэм коснулся губами ее груди, взял в рот сосок, обвел языком.

Острое удовольствие пронзило ее, вымывая из головы остатки сознания. Все тело горело, переполненное радостью близости, желанием соединиться с ним, раствориться в общем движении…

Отдаваясь ему, Ким обнаружила в себе тот же мрачный, жадный огонь, что пожирал и его, и почувствовала облегчение лишь в яростном взрыве, который оставил их обоих бездыханными, опустошенными. Она начала засыпать, положив голову ему на грудь и чувствуя, как он сжимает ее в объятиях, словно боится, что она покинет его посреди ночи.

На следующее утро, проснувшись, Ким вновь встретила его глаза — не спит, смотрит на нее. Прежде чем он улыбнулся, она успела увидеть грусть в его глазах.

— Сэм! — прошептала она.

— Что? — Он легко коснулся ее губ.

— Что-то случилось? Пожалуйста, скажи мне.

Он лег на спину и уставился в потолок.

— Я чувствую себя худшим человеком на свете, — произнес он так серьезно, что Ким не засмеялась.

— Почему?

— Потому что я хочу, чтобы ты осталась здесь, со мной, а не уезжала назад, в Ньо-Йорк.

— А мне и не надо уезжать, Сэм.

Он погладил ее по голове.

— Нет, надо, Ким. — В его голосе было столько уверенности, что на секунду она потеряла дар речи.

— Почему? — повторила она — с губ сорвался лишь едва слышный шепот.

— Потому что, если ты останешься, тебе будет больно. И я буду в этом виноват.

— Но, Сэм, почему мне должно быть больно?

— Я эгоистичный ублюдок, Ким. Я хочу тебя… я хочу, чтобы ты была со мной, но…

— Но что?

— У нас с тобой нет будущего, Ким. — Теперь в его голосе сквозило отчаяние; он встал, как будто больше не мог находиться рядом с ней, завернулся в свой черный халат и смотрел на нее. — Ты знаешь это, Ким. Ты сама это сказала.

— Я ошибалась! — Слезы жгли ей глаза.

— Нет, ты была права. И я не могу позволить, чтобы это продолжалось. Притворяться, будто я ничего не знаю. Неважно, как сильно я тебя хочу. Это нечестно по отношению к тебе.

Как он заботится о ее благе! Неожиданно Ким почувствовала ледяной холод. Весь ее страх и отчаяние сейчас дополнились изрядной долей ярости.

Она села на постели, закрыв простыней обнаженную грудь.

— Ты хочешь сказать… — голос ее дрогнул, — ты имеешь в виду, что хочешь меня, что завел со мной роман и при этом не собираешься как-то… включить меня в свои планы на будущее, так?

Сэм повернулся к ней спиной — плечи опущены, голова склонена; он стоял перед окном и молчал. Ким сжала руки в кулачки и потребовала:

— Отвечай! — Ей нужен прямой, ясный и честный ответ, каким бы болезненным он ни оказался. — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы просить меня выйти за тебя замуж?

Минуту Сэм стоял неподвижно, словно врос в пол. Сдерживая дыхание, Ким наблюдала за ним, краем уха слыша беззаботное чириканье птиц в саду и глядя, как яркий солнечный свет льется в комнату через окно. Потом он медленно повернулся и посмотрел на нее: глаза непроницаемы, в них невозможно ничего прочесть.

— Нет, Ким, не думал.

Вот и все; она получила ответ, какой хотела, прямой и честный. Что-то в ней растворилось, вытекло по капле, словно кровь из раны. На секунду ей показалось, что она сейчас умрет, прямо здесь, в постели, где они прошлой ночью были близки. Секунда, другая — сердце бьется, дыхание не останавливается… Только ощущение, что речь о ком-то другом, а она смотрит на происходящее издалека, наблюдая реальность словно сквозь мутное стекло.

— Что ж, — услышала она свой голос, — спасибо, что сказал это.

Ким встала, набросила кимоно и вышла из комнаты, ступая босыми ногами; через холл она вышла в сад, направляясь прямиком к соседнему дому.

В гостиной матери Ника села и тихо сидела в шоке, пока миссис Харрисон не принесла ей чашку кофе. Только тогда она разрыдалась, оплакивая свое разбитое сердце.

Вечеринка шла полным ходом; Ким разглядывала празднично украшенную комнату и людей, фланирующих мимо, — они едят, пьют или заняты веселой беседой. На этот раз она превзошла самое себя: дом еще более красивый, чем раньше; столики ломятся от угощения; звучит приглушенная музыка.

Ким сама не знала, как ей удалось пережить последние несколько дней: двигалась на автопилоте: она делала что необходимо и отчаянно старалась не думать о Сэме. Видела его редко, хотя он делал попытки заговорить, сказать, что не хотел ее обидеть; но хватит, ей больше ничего от него не нужно, и менее всего — пустые слова и извинения. Ее словно заморозили изнутри.