Татьяна Алюшина - Одна кровь на двоих

— Я помогу! — сказал этот третий и прижал, обхватив рукой за талию.

— Да я смогу, наверное... — прохрипела Машка.

— Ничего, подышите.

— Нет, поплыли, у меня ноги...

Он понял, что она сильно замерзла и устала, и, перехватив ее за локоть, поплыл к берегу, буксируя за собой.

Они доплыли очень быстро, парень помог ей выйти на берег.

Маша рухнула на колени, уперлась руками в песок, опустила голову и дышала, с хрипом втягивая воздух, приобретая знания о том, что чувствует и как дышит загнанная лошадь.

Грудь ходила ходуном, делая больно легким и ребрам, сердце колотилось тяжелым бедовым колоколом, перед глазами плыли, переплетаясь, фиолетовые круги, к которым присоединились черные братцы. Кто-то накрыл ее большим махровым полотенцем и легонько похлопал по плечу, но она не видела кто и поблагодарить не могла.

Покалейдоскопив, круги стали терять яркость и растворяться, дыхание постепенно выровнялось, только сердце все ухало и ухало. Она распрямилась, села на подогнутые ноги, стряхнула с ладоней мокрый песок и смогла увидеть, что происходит на берегу.

Двое мужчин делали искусственное дыхание и массаж сердца неудачливому ловеласу.

Раз, два, три, четыре, пять — вдох! Еще раз.

Тот, который делал массаж сердца, стоя на коленях возле утопленника, располагался к ней лицом, загорелый, с мощным разворотом плеч, большой, сильный; второй, вдыхавший воздух после счета «пять», спиной к Машке, — молодой, жилистый.

Пострадавший закашлялся, очнулся, перестав быть утопленником. Его быстро перевернули на бок, он удушливо сипел, кашлял надсадно, отплевывался водой.

Машке показалось, что воды неправдоподобно много.

— Осип! Врачей из пансионата! — жестким командирским тоном распорядился тот, кто делал массаж сердца.

— На подходе! Спасатели их сразу подняли по тревоге, они видели, что мы их вытащили.

— Девушку быстро под горячий душ! И дай ей виски или коньяку!

Машу кто-то поднял, поставил на ноги, поправил сползающее с плеч полотенце.

— Девушка! — обратился к ней командующий здесь всем мужчина, поднимаясь с колен. — Вы молодец! Если бы не вы, он бы утонул! — И улыбнулся, глядя на нее золотистыми, чуть с прищуром, тигриными глазами!

У Машки остановилось дыхание, сердце ударило под коленки, и она стала заваливаться на бок и, если бы не подхватили чьи-то руки, упала бы, ударившись о мокрый песок.

«Дима!» — выстрелило в висок узнавание.

И всего на мгновение она отключилась.

— Ей плохо! — крикнул кто-то у нее над ухом.

— Нет. Нет, — возразила Маша, возвращаясь из секундного помутнения.

«Помутнение рассудка» — кажется, так это по-красивому называется.

— Игорь, да неси ты ее в дом скорее! — прогремел командирский голос. — Вот и врачи прибыли!

Все это она слышала как бы издалека, ее подняли на руки и куда-то понесли.

«Не надо мне ни в какой дом! Мне надо в свой номер!» — отстранение думала она.

На пороге дома их — Машку и того, кто ее нес, — встретила женщина, улыбавшаяся сочувственно.

— Неси ее прямо в душ! — распорядилась женщина.

Через какие-то коридоры, комнаты, двери и снова коридоры Машку принесли и поставили в душевой кабинке.

— Я вот здесь полотенце повешу, — сказала

женщина.

«Ладно, душ!» — согласилась с обстоятельствами Маша.

Душ — это хорошо. Ей надо согреться, разморозить мозги, перестать трястись бьющей изнутри мелкой противной дрожью перепуганного, замерзшего тела.

Она врубила горячую воду, уперлась обеими руками в стену и так и стояла под лупящими обжигающими струями, не сняв купальника. Черный раздельный купальник калифорнийского приобретения ей нравился необычайно за удобство и за то, как он ей шел — с высоким поясом плавок, подчеркивающим талию, визуально добавляющим длины ногам, с глухим, в спортивном стиле, верхом, удобным и эластичным.

Сможет ли она его теперь носить, после таких событий, думала Маша, он будет ассоциироваться с неприятным воспоминанием.

Вос-по-ми-на-ни-ем!

Дима.

Вот каким ты стал.

Хозяином данной частной собственности «не влезай, убьет!». Хозяином жизни.

То, что он был хозяином, и командиром, и отцом родным здесь, — понятно с лету, без необходимости каких-либо дополнительных вопросов.

Богатым. Сильным. Жестким. Тигриные глаза.

Машка узнала его сразу и рассмотрела немного. Конечно, он изменился, но она узнала сразу.

«Кажется, еще сегодня ночью тебе было интересно, каким он стал. Теперь неинтересно, теперь почему-то грустно, совсем грустно!»

Сколько она простояла под хлещущими горячими струями, потеряв счет времени?

Машка одним движением закрутила краны, обрывая набежавшую непонятную грусть-тоску. По несбывшемуся, наверное.

«Ладно, Мария Владимировна, давай вытирайся и дуй отсюда!» — приказала себе строго.

Выпуская на свободу клубы пара, она распахнула дверцы кабинки и вышла из душа. Вытираясь, придумывала, как бы половчее смыться из этого дома, и поняла, что оттягивает момент выхода за пределы душевой и боится встретиться с ним снова.

— Так! — договаривалась она сама с собой, глядя в запотевшее зеркало и подтверждая слова рубящим жестом руки. — Ты его не узнала! И виду не смей подавать! Спасибо-спасибо, мерси-мерси. Он-то тебя не узнал точно! Значит, «здравствуй, Дима!» отменяется. Он незнакомый, тяжело богатый мужик, закрытый и недоступный, как элитный клуб! Вот и ладненько — пока-пока!

Решительно водрузив полотенце на крючок, расправила плечи, выдохнула и вышла из душевой. И попала в широкий коридор.

В кресле, возле маленького столика у стены сидел Дмитрий Федорович Победный, одетый в летние легкие брюки и белую футболку. Он поднялся при ее появлении.

— Ну, как вы? — спросил, доброжелательно улыбаясь.

— Спасибо. Согрелась, теперь в порядке, — отрапортовала Машка светским до заморозков тоном.

Под коленками зазвенело, сердце сбилось с ритма, пропустив пару ударов, и понеслось вскачь.

— Я принес вам коньяк. — Он указал рукой на два хрустальных пузатых бокала, стоявших на столике.

— Нет, нет! Благодарю вас! — протокольно отказалась Маша.

«Как погода в Лондоне? Дожди». И дождливым же лондонским тоном поинтересовалась:

— Как пострадавший?

— Скорая и госпитализация не понадобились. Шок, легкое сотрясение, небольшое переохлаждение, воды нахлебался, стресс, а так все в порядке.

— Слава богу! — порадовалась Мария Владимировна.

— Ему, конечно, тоже, но спасли его вы, — переходя на предложенный лондонско-дождливый тон, ответил хозяин.

— И вы, — поделилась лаврами Маша. — Я бы хотела поскорей попасть в свой номер. У меня на пляже остались вещи, сумка с документами.

— Я уверен, что о ваших вещах позаботились работники пансионата, а в номер мы сейчас вас доставим. — Дожди, дожди, никакого тепла в голосе.