Татьяна Алюшина - Одна кровь на двоих

— Спасибо! — заученно благодарила Маша, рассматривая его во все глаза, запоминая и изо всех сил стараясь сдерживаться, не выказать интереса, мысленно себе напоминая ежесекундно про элитный закрытый клуб.

И смотрела, смотрела.

«Бежать! — приказала себе профессорским тоном. — Бежать, быстрее! Ну!»

— Куда надо идти?

— Я провожу.

Двигаясь к выходу, он предложил отстраненным хозяйским тоном: полотенце? халат? обувь? Она, не забыв поблагодарить, отказалась — нет, нет, нет.

Голыми ступнями прошлепала по разогретым плитам дорожки к воротам, больно наступила на мелкий камешек, ойкнула, подняла ногу, быстренько стряхнула со ступни пакостника.

Любезное прощальное рукопожатие у машины, еще «мерси», намеренное непредставление по имени, хлопок закрываемой дверцы. Все!

тавшиеся в беспорядке мокрые волосы и сер Девушка его заинтересовала сразу, еще в воде, невзирая на непростую ситуацию. Ее лицо поразило Диму, хотя чем — он не смог бы сказать. Делая массаж бесчувственному мужику, он краем глаза поглядывал, как она там?

Сильно устала и замерзла — ее трясло, стояла на коленях, опираясь на руки, с опущенной головой и хрипло дышала. Лица не было видно из-за длинных, прикрывающих шатром волос.

Ничего. Отойдет. Он жестом показал Игорю, чтобы накрыл ее полотенцем. Когда мужик пришел в себя, девушка немного отдышалась, но все еще дрожала всем телом, Игорь, поддерживая, помог девушке встать, и Дима сумел рассмотреть ее.

Невысокая, около метра шестидесяти, симпатичная, не стильная красавица. Впрочем, стильная салонная красотка не бросилась бы спасать тонущего человека.

Хотя... Сейчас она не в том состоянии, чтобы хорошо выглядеть, — побледневшее от пережитого и усталости лицо, посиневшие губы, разметавшиеся в беспорядке мокрые волосы и серые с серебристым отливом перепуганные глаза.

У нее была потрясающая фигура настоящей женщины — очень стройная, длинные, изысканной формы ноги, узкая талия, потрясающая грудь, высокая шея.

Класс!

Она показалась ему очень знакомой.

Может, сталкивались где-то?

Вряд ли, у него была хорошая память на лица и людей, такую фигурку он бы не забыл. Тогда откуда это ощущение, что знаешь человека давно, но никак не можешь вспомнить, как его зовут?

Что-то полыхнуло на мгновение у нее в глазах, и она стала заваливаться на бок.

Он ругнулся про себя!

О чем он думает, рассматривает девчонку по-мужски?! А ей плохо совсем, ее колотит!

Елена Ивановна, жена, соратница и помощница управляющего Льва Семеновича, покараулила девушку под дверью душевой на всякий случай, вдруг ей плохо станет. Дима сменил ее на посту, после того как отправил пострадавшего с врачами, вытерся и переоделся. Он принес с собой коньяк в лечебных и дружеских целях — отметить удачный исход спасательной операции и познакомиться.

Но, выйдя из душа, она была напряжена, почему-то нервничала, сразу дистанцировалась, спрятавшись за бесконечные «спасибо», «благодарю» и отстраненный этикетный тон.

Он смотрел и не понимал, что-то не стыковалось: на дурочку она была не похожа, на овцу напуганную тоже — не той пробы женщина, мужика вон спасла не задумываясь!

Так в чем дело?

Классовая ненависть к богатым или, наоборот, угоднический трепет?

Да нет, точно нет. Не то.

Или почувствовала, что он ею заинтересовался, — «песня» из классики «спаси нас бог — и барский гнев и барская любовь»?

Дмитрий раздражился: не хочешь — как хочешь, будет он разбираться в ее мотивах и страхах — нет так нет!

Но надо отдать должное, при всех своих испугах держалась она молодцом, если учесть к тому же, что находилась не в выигрышном положении — он хозяин дома, она русалка, занесенная из реки течением, он одет, она в мокром купальнике, босиком. Он незнакомый богатый мужик, и его предложения дружеского участия могут грозить ей чем угодно — ну попадет ему «вожжа под мантию», прикажет своим охранникам не выпускать девицу, и что она сможет сделать?

Нет. Она определенно умница!

Когда они вышли из дома на яркий солнечный свет, он смог рассмотреть ее в деталях, внимательно. Не такая уж и молоденькая, старше двадцати пяти, и он честно признался себе, что не совсем прав: вела себя мудро, отказавшись от всего, что он предлагал легким коньячным намеком, — знакомство, гостеприимство, одежду.

Он и предлагал-то потому, что заинтересовался ею как женщиной. Был бы на ее месте мужик, Дима дал бы ему коньяку или водки на берегу, полотенце, пожал с уважением руку и отправил в пансионат в одной машине с врачами и пострадавшим.

Все она правильно расчухала, и дистанцию обозначила, и отказалась от всего правильно!

И тут она наступила босой ногой на маленький камушек, попавший на плиты дорожки, тихо ойкнула, поджала ногу...

И его шибануло!

Как очень много лет назад — под дых, в голову, в пах, перекрывая дыхание, сбивая сердечный ритм!

Машка!

Его маленькая севастопольская соседка!

Он даже зубами заскрежетал, перевел дыхание, приказал себе. «Отбой!» — добавив попутно парочку крепких выражений в свой адрес, присмотрелся к ней внимательнее — другим взглядом, продолжая любезно-холодное прощание у распахнутой дверцы машины.

Она! Его Машка! Изменившаяся, повзрослевшая, другая! И красивая!

И она его не узнала!

Он захлопнул за ней дверцу машины, широкими стремительными шагами вернулся в дом, на ходу проорав:

— Осип!

Осип в вербальных пояснениях не нуждался, материализовался откуда-то слева, из дверей.

— Она занимает четырнадцатый люкс на третьем этаже. Одна. Он — пентхаус на пятом. Незнакомы. Подробности?

Статус одиночного или совместного пребывания спасенного мужика Осип, прочувствовавший происходящее, не посчитал нужным озвучить.

Он слишком хорошо, иногда лучше самого Димы знал и чувствовал Победного, замечая все детали.

— Потом, когда выяснишь.

Даже великому Осипу Игнатьевичу не под силу выяснить все, что на самом деле значит «все», за сорок минут. Биографию официальную от рождения до сего дня. Да, глубже — чуть позже.

Дима быстро прикинул в голове месторасположение номеров в корпусе-шхуне. Значит, это она была ночью на балконе.

Ну надо же!

Муть, с которой он, был уверен, справился, поменяв окрас, содержание, получив конкретный объект для нападения обвинением, зашевелилась внутри, тяжело, по-совиному ухнув.

Она его не узнала!

Вот тебе и девичья любовь! Мыльный пузырь! «И кто тебе люкс оплатил, Мария Владимировна?» — поинтересовалась темная муть.

Машку, придерживая под ручку, доставил к стойке администратора корпуса, в котором она проживала, один из охранников господина Победного, передал с рук на руки охраннику корпуса и дежурному администратору. Те под охи-ахи, от восторженных до преувеличенно заботливых, сопроводили в номер, вызвали врача.