Сандра Мэй - Северное сияние

Томми уже позвонила в больницу и переговорила с теткой. Лючия успокоила ее, как могла, но выяснилось, что ей придется провести в больнице пару дней, так как пока неясно, как подействуют на Джину уколы.

Томми обвела глазами разом притихший и помрачневший дом. Она никогда не оставалась в нем одна... Старинные часы тикали слишком громко. В камине с громким шорохом осыпался пепел. Томми почувствовала, как внутри нее нарастает паника. Это все нервы. Надо успокоиться. Устроить себе выходной. Для начала она пойдет и примет горячую ванну. Выльет туда понемножку из всех флаконов, окунется в жемчужную пену...

Она пустила воду и устало разделась. Постояла немного перед зеркалом, рассматривая свое отражение без всяких эмоций. Хорошая фигура. Чистая кожа. Развитые мышцы. Вот, пожалуй, и все.

Шесть лет к этому телу не прикасалась мужская рука. Его не ласкали, им не восхищались. Томми Бартоломео сама нацепила на себя защитную броню в виде мешковатых штанов, бесформенного свитера, растянутой футболки, отцовской куртки.

И ведь еще три дня назад ей казалось, что она вполне сможет прожить так всю жизнь. Ни разу не забилось сильнее ее сердце, ни на кого из парней не взглянула она с интересом или с желанием. Но вот в городе появился Ти Джей Рейли – и Томми Бартоломео уже не знает, как ей обуздать собственное тело.

Она скользнула в горячую воду, вытянулась, попыталась расслабиться.

Скрип половицы прозвучал словно выстрел. Томми открыла глаза. Даже в горячей воде ее начал бить озноб. Еще один щелчок. Тишина, наполненная ужасом и ожиданием.

Томми почувствовала, что в доме кто-то есть.

Кто-то поднимался по ступеням на второй этаж.

Первое, что он увидел, – дорожку свежих следов, ведущих в дом. Даже не будучи следопытом, Ти Джей мог сказать, что человек шел очень осторожно. Останавливался, прислушивался. Входная дверь была распахнута настежь.

Ти Джей ворвался в дом с воплем «Томми!!!»

Откуда-то сверху донесся тихий всхлип. Похолодев от ужаса, Ти Джей бросился через гостиную и столовую к лестнице, спотыкаясь на каждом шагу, и все никак не мог достать чертов пистолет...

Совсем рядом простучали торопливые шаги, хлопнула кухонная дверь. На улице бешено залаял Байкер. Ти Джей даже не подумал бросаться в погоню. Он искал Томми.

Снег с обуви того, кто пришел раньше, еще не растаял. Ти Джей плечом высадил дверь в ванную и взвыл, вне себя от ужаса и горя.

– Томми!!!

Еще один всхлип, теперь он слышал, что плач доносится из ванны. Тихий, отчаянный плач.

– Ти Джей...

– Томми, девочка...

Томми скорчилась в углу ванны, из которой уже ушла вся вода. Пол в ванной был усыпан осколками разбитого зеркала. Ти Джей сорвал с вешалки большое полотенце, закутал в него всхлипывающую и дрожащую Томми, вынес ее из ванной.

– Все хорошо, маленькая. Все хорошо. Томми... ты побудешь здесь одна, я только запру входную дверь?

Еле заметный кивок. Он усадил ее в кресло, стоящее в коридоре, метнулся вниз, впустил Байкера и запер дверь. Потом торопливо взбежал обратно по лестнице.

У нее были абсолютно золотые веснушки. И она была маленькая и очень юная. Беззащитная. Воробьеныш с мокрыми крыльями. В сердитых серых глазах стояли слезы, но она мужественно молчала. Только в спальне, когда он бережно опустил ее на постель, Томми всхлипнула и обняла его за шею.

– Ти Джей... ты пришел...

– Я дурак. Я тебя послушал и отпустил одну. Я никогда в жизни не буду тебя слушаться, поняла?

– Д-да...

– Кто это был?

– Я не знаю. Он был в черной куртке и черной шапке с такими... дырками.

– Я звоню шерифу. Посидишь?

Через пять минут Ти Джей вернулся. Голос его дрожал от ярости.

– Это был Фергюс. Его только что задержали за превышение скорости. В черной куртке и черной шапке. Как же он успел, Сволочь... ведь он был в кафе!

– Тут есть... короткая дорога...

– Я его придушу, сволочь такую. Ведь они даже не могут его задержать, только штраф выписали за превышение скорости...

Томми вдруг притянула Ти Джея к себе и крепко поцеловала в губы. А потом сбросила полотенце и прижалась к его груди.

И время остановилось – а потом пошло совершенно в другую сторону.

Томми лежала и улыбалась солнечным зайчикам на потолке.

Она когда-то занималась сексом – но, оказывается, никогда не занималась любовью.

Это было непривычно и потрясающе – лежать в объятиях желанного мужчины и чувствовать себя полностью, бесконечно защищенной его силой и нежностью. Томми прикрыла глаза и крепче прижалась к Ти Джею.

Он был удивительный. Нежный и яростный, большой, жаркий, терпеливый, внимательный, испуганный, уверенный, искусный, робкий.

Он был всякий – и принадлежал только ей одной. А она – ему.

Ничего не надо было доказывать, объяснять, выдумывать. Все встало на свои места и превратилось в Истину, обжигающую до слез, до радостного стона, до отраженного потолком счастливого крика.

Я твоя. Я люблю тебя.

Потолок распахивался прямо в небо, и ангелы улыбались и подмигивали, а звезды так и сыпались с небес, и их сверкающий шлейф подхватывал двух влюбленных людей и нес их сквозь бесконечную тьму к сияющим вершинам... Томми заснула на груди Ти Джея, но даже во сне любила его так сильно, что сердце болело.

А когда она проснулась, на улице уже стало сиренево и томно, сумерки еще не упали, но намечались, так что Томми немедленно захотелось плакать, потому что кровать ее была пуста, и Ти Джей, видимо, приснился ей, как приснилось и недолгое, жаркое счастье, от которого болело ее бедное сердце.

Она торопливо набросила халат и сбежала вниз, а там все снова стало хорошо, Ти Джей нашелся, он стоял у плиты и жарил яичницу, а в кухне пахло кофе и горячими булочками.

Томми прислонилась к двери и застонала от счастья. Ти Джей обернулся и подмигнул ей.

– Надо бы подкрепиться. Такими темпами мы доведем себя до полного истощения.

Они поели, а потом Ти Джей все-таки дорвался до семейного альбома.

– Вот прямо интересно... Растет такая смешная пигалица с косичками – а получается роскошная женщина. В какой момент непонятно... Это кто?

– Это Лючия в молодости. А это – папа. В армии.

– Так-с... Это ты. А это? Знакомое лицо.

– Мэгги. Это нам по пять лет. Ой, вон ту не смотри. Я на горшке там.

– Подумаешь. У мамы была фотография, где я писаю на цветочек. Мне там три. Значит, Мэгги... Минуточку! А это? Это же...

– Это Джейк. Сама не знаю, почему не отдала карточку Монике. Здесь они с Люком – одно лицо.

– М-да... страшная вещь – гены... Вы и в детстве дружили?

– Ти Джей, давай не будем, ладно? Все позади, Фергюс у дяди Билла...

– Мне очень жаль, малышка, но не все так радужно, как хотелось бы. Фергюс, скорее всего, уже вышел из участка. Лица его ты толком не видела. Дверь не взломана. В тебя не стреляли. Он просто разбил зеркало... и напугал тебя до смерти.