Уинифред Леннокс - Мадонна на продажу

– Сколько их было, девочка? – тихо спросил он, не надеясь получить ответ.

– Пятеро… – Мэри еле разлепила вспухшие губы. – Шестой… не решился.

– А Джереми? Что делал он?

– Он… смотрел. Улыбался… Когда шестой отказался, он… сломал ему челюсть.

– Как… как ты сказала? – не понял Коули. – Погоди… Он…

– Он все подстроил. – Мэри судорожно всхлипнула.- Хотел наказать меня…

– И только после этого ты с ребенком убежала?

– Я… – Губы ее страдальчески искривились. – Я умерла тогда…

Коули раскрыл было рот, чтобы переспросить, но тотчас раздумал: он обо всем догадался и так. Теперь предстояло лишь разобраться, вполне ли понимает Мэри, что говорит и кому говорит.

Чашка остывшего кофе все еще стояла на столике. Коули поднес ее к губам Мэри, уговаривая сделать хотя бы пару глотков. Она послушно выпила полчашки. Затуманенный взгляд скользнул по его лицу с полнейшим безразличием. Тут Коули опомнился.

– Погоди, девочка, я сейчас…

Выпрыгнув из постели и схватив на бегу джинсы, он кинулся в ванную, где первонаперво сунул голову под ледяную воду. Немного помогло… Теперь самое время натянуть штаны, чтобы не напугать ее до смерти, – она вот-вот вполне придет в себя.

Вернувшись в спальню, он увидел, что Мэри сидит в постели, завернувшись в одеяло.

Глаза ее, слегка прояснившиеся, устремились на него, и у Коули закружилась голова. Губы ее слегка приоткрылись, и он понял: что бы ни случилось, солоноватого вкуса этих губ он не забудет до гробовой доски…

– Где мы? – едва ворочая языком, спросила она.

От этого «мы» Коули едва заметно вздрогнул, но спокойно ответил:

– Мы у меня дома.

– А где твоя красавица? – Уголки губ Мэри дрогнули, но улыбки не получилось. – Хотя я, кажется, понимаю…

Коули виновато потупился.

– А что я делаю тут? – задала вдруг Мэри странный вопрос.

Однако Коули было уже ничем не выбить из колеи.

– Ты тут сладко спишь, девочка. И я с тобой за компанию…

С минуту она молча изучала его голый торс. Видно было, что глаза у нее отчаянно слипаются. Четыре часа прошли, отметил про себя Коули, лучше всего будет, если она теперь уснет. Сейчас не время выяснять, что она помнит, а что – нет.

Несказанно радуясь тому, что предусмотрительно записал телефон Лурдес, Коули присел на краешек постели и потянулся к аппарату. Он был готов к тому, что Мэри, вздрогнув, отшатнется от него. И совершенно растерялся, когда она ткнулась носом ему в голое плечо и закрыла глаза.

– А пластырь ты уже снял, – задумчиво произнесла она. – Кажется, я снова тебя тяпнула… Похоже, это у меня уже входит в привычку.

– На мне все заживает на удивление быстро, – ответил Коули, боясь шевельнуться.

– Что мне теперь делать? Я как во сне… Все помню… – Все ли? – с легким ужасом подумал Коули.- Но сердце уже не болит. Наверное, я израсходовала весь запас боли. И сил тоже… Помоги мне, сержант.

Из-под одеяла выскользнула тонкая рука и осторожно легла на грудь Коули. Опасаясь, как бы бешеное биение сердца не выдало его с головой, он убрал эту руку снова под одеяло, – один Бог знал, чего это ему стоило! – и уложил Мэри на подушки. Глядя прямо в ее золотые глаза, он заговорил, сам несказанно изумляясь тому, что за слова срываются с его губ:

– Я люблю вас, леди. Давным-давно. Хотя вы можете сейчас меня не понять, да это и неважно… Я отдал бы все на свете, чтобы не расставаться с вами ни на миг, даже сделал бы вас своей приемной дочерью. Но этот вариант я оставляю на крайний случай, а пока прошу вас стать моей женой…

Ладонь его легла на ее влажный лоб, и глаза Мэри медленно закрылись.

– Как хочется спать… – прошептала она. – А может, я все еще сплю? Или…

– Да, ты спишь… – Коули склонился и едва коснулся губами ее виска. – Спишь сладко, крепко… А когда проснешься, все дурное будет уже позади.

– Обещаешь? – сонно улыбаясь, спросила она.

– Я клянусь, – коротко ответил он.

Минуту спустя она уже глубоко и ровно дышала во сне. Лишь тогда Коули позвонил мексиканке, продиктовал ей адрес и велел взять такси. Лурдес появилась на пороге минут через двадцать. Коротко объяснив ей что случилось и успокоив женщину, он взял пса на поводок и вышел.

Телефонный звонок он услышал еще на лестнице. Войдя, направился прямиком в гостиную и снял трубку.

– Где она, коп? Где моя жена? Куда ты уволок ее, говори!

С трудом сдерживая слепящую ярость, Коули ответил:

– Ты убил ее.

– Что ты сказал? Повтори!

– Она умерла этой ночью. Ее нет больше, Уаттон. Разве не этого ты хотел?

Джереми долго молчал.

– Что… К-как это произошло? – Голос Джереми звучал глухо.

– Снотворное. Ее не удалось спасти. Ты удовлетворен?

– Послушай, коп, – Джереми мало-помалу приходил в себя, – я любил ее… Хотя где тебе понять…

– Я и впрямь не понимаю такой любви.

– И она меня любила, а потом подло бросила! – почти закричал Джереми. – Бросила, как раз тогда, когда я в ней более всего нуждался! Не такой легкой смерти я для нее хотел!

– Довольно, Уаттон. – Коули еле сдерживался. – Я хочу видеть твои глаза!

– А ты найди меня, коп. – В голосе Джереми звучала издевка. – Нью-Йорк – городок немаленький… Рискни, парень! – И он бросил трубку.

Перезвонив в полицейское управление, Коули, как и ожидал, получил данные весьма приблизительные: звонивший находился в радиусе мили от дома Мэри. Это ничего ему не давало. А счет времени шел, возможно, на минуты.

В разговоре с Джереми Коули намеренно ни словом не обмолвился о ребенке. Это могло толкнуть Уаттона на что угодно, ведь настоящим отцом Джея тот никогда себя не ощущал.

Теперь же мальчик перестал быть для него полезным орудием… Если, конечно, Джереми поверил в смерть жены. Коули понимал, что играет ва-банк, но иного выхода не видел.

Уаттона надо было разыскать как можно быстрее. И Коули предстояло сделать это любым способом.

«Куда ты уволок ее, говори!» Господи, какой же я идиот! Значит, Джереми видел, как я увозил Мэри!

Коули показалось вдруг, что он слышит дыхание подонка, так отчетливо ощутил его близость. Закрыв глаза, Коули расслабился и включил внутренние зрение, призывая на помощь учителя, но дело отчего-то не ладилось. То ли он устал, то ли перенервничал…

Почему в голову лезли коты? И это уже не впервые. Поджарые звери крались по разогретым утренним солнцем и загаженным голубями крышам. Коули мысленно сосредоточился на одном из котов – крупном, сером в разводах. Выйдет ли? Но попробовать стоило…

Коули сам не отследил момента, когда стал смотреть на мир кошачьими глазами. Все вокруг тотчас утратило краски, став черно-белым, но очертания предметов сделались необычайно отчетливыми. «Вперед, котик! Слушаешься? Замеательно. Так, а теперь – в чердачное окошко. Не спеши, зверь. Загляни осторожно… Вот так…»