Уинифред Леннокс - Японский гербарий

Лишь иногда сердце Кена вздрагивало, когда он слышал голос Зигни, сообщавшей о каком-нибудь очередном успехе сыновей.

Порой его охватывала печаль, что мальчики слишком далеко, в Европе. Он ездит к ним, да, он любит их, но… Ничего, скоро мальчики повзрослеют, потянутся к отцу, мы станем ближе друг другу, я возьму их с собой в экспедицию за птицами.

— Папа! Папа! Посмотри, какие рюкзачки купила нам мама!

В комнату ворвалась Джейн, старшая. Точная копия Салли, такая же громкоголосая и шустрая. У нее были красивые губки — пухлые, но очень четко очерченные.

— О, замечательный! Ты знаешь, что за птичка на нем изображена?

— Это малиновка, папа. Мама так сказала.

Нежность затопила сердце Кена. Ну вот, разве он не счастлив? Он обнял девочку, поцеловал в щеку.

— А где Кэрри?

— Уже в машине. Она заняла самое лучшее место. Но в самолете я сяду у иллюминатора. Мама обещала.

Он улыбнулся и шлепнул дочь по туго обтянутой джинсами попке.

— Вперед, детка! Свое место надо занимать вовремя!

И Салли, Джейн и Кэрри уехали. Но, как оказалось, не на неделю и не просто в Кению…

В полночь Кен проснулся от телефонного звонка. Не открывая глаз, он потянулся к трубке возле кровати. Кен не успел произнести ни слова, как услышал рыдание.

— Кен! Кен! Это ужасно! — плакала в телефон Молли Прайс, которая едва ли не вчера и едва ли не с такой же страстью обливалась горючими слезами по поводу того, что из-за болезни мужа не может лететь в Кению. — Они погибли, Кен! Твоя жена и дети погибли!

— О чем ты говоришь? Молли, я ничего не понимаю, — пробормотал Кен и похолодел — перед его глазами возникли лица Зигни и мальчиков.

— Они погибли в Кении! И Салли, и девочки. Я слышала в ночных новостях Си-эн-эн.

Кен положил трубку. Сел. Потер вспотевшую шею.

Значит, Зигни и мальчики живы.

Энн отложила газету, по ее лицу скользнула улыбка, в которой были облегчение и печаль. Подумать только, Господь удержал ее руку, и она не причастна к смерти невинных людей! Может, это знак прощения? Они не поехали в Ирак, именно оттуда по просьбе Энн было послано приглашение…

Они поехали в Кению.

Энн прочитала статью от начала до конца. Журналист скрупулезно описал произошедшее. Он даже встретился с женой погибшего водителя, и та сообщила, что велела купить на обратном пути бутыль оливкового масла… Она ждала, ждала, надо было готовить ужин, а масла нет как нет… Еще женщина говорила, что ее муж, опасаясь заснуть за рулем, всегда читал вслух молитвы. Так что заснуть за рулем он никак не мог.

Большой грузный чернокожий мужчина, сидевший за рулем грузовика, крутя баранку с утра до ночи и перевозя грузы, среди которых было и оружие и взрывчатка, отошел в мир иной не приходя в сознание. Последнее, что он помнил — страшный треск, вой, вспышки огня, а потом боль разорвала его тело на части, затем сдавила, словно руки Господа попытались соединить его, чтобы он предстал перед его очами единым целым. Под многотонным грузовиком были погребены останки малолитражки и людей — кровавое месиво.

Энн плеснула в стакан виски и, ничем не разбавляя, поднесла к губам и залпом выпила.

Потом набрала номер Зигни.

— Ты уже знаешь?

— Да, Энн.

— Ты купила билет на самолет?

— Заказала. Мой рейс вечером.

— Желаю удачи.

Ах, если бы не дикая выходка самонадеянных женщин — ну для чего им надо было нестись в Африку? Ну, поехали бы в Ирак, ведь приглашения пришли почти одновременно!

Кен дрожал, его лоб взмок, он с трудом дышал. А ведь они собирались на одну неделю! И, о Боже, ну почему я разрешил Салли взять с собой девочек?! Салли, видите ли, хотела, чтобы они учились быть ответственными за то, что происходит на земле!

Кен заскрежетал зубами. Он-то хорошо знает, что происходящее на земле ничуть не зависит от таких людей, как Салли. Мир управляется по своим законам, и не всем их дано постичь.

Кен сидел в пустой комнате, но ему казалось, что комната набита словами — ведь сколько слов здесь сказано Салли, девочками, им самим. Они словно спрессованы между стен, и он слышит, слышит их все…

Кен зажал уши, которые разрывались от боли, руками. Кровь прилила к голове и давила. Он почувствовал духоту, сердце схватило, словно тисками, Кен повалился на спину, продолжая натужно вслушиваться в уже не слышимые слова.

Телефон звонил и звонил, но его трель не могла проникнуть в сознание Кена Стилвотера. Он не слышал стука каблуков, женского голоса, вызывавшего неотложку. Он не почувствовал прикосновения рук врача, потом санитаров, выносивших его на носилках из дома и укладывавших в пахнущее лекарствами нутро автомобиля.

Наконец в его сознание пробился горячий шепот:

— Нет, ты не станешь еще одним опавшим листом. Не время.

Казалось, это говорят с ним Небеса. Кену нравился голос, нравились слова. И смысл этих слов.

— Я не позволю.

Да кто это? Неужели Господь уже призвал меня к себе? Но с чьих губ слетает ветерок и шевелит волосы на висках?

— Я не позволю. Ты нужен мне, Кен.

Кен с трудом разлепил глаза и снова закрыл. Нет, так не должно быть. Мне должна сниться не эта женщина, а другая. Ушедшая.

Но ведь та и другая — обе — ушли от него?

— Доктор, кажется, он открыл глаза.

— Отлично, я рад. Я ведь говорил вам, у него инсульт, но не обширный. Ему повезло, я думаю. Это тот случай, когда сработает механизм восстановления и все пройдет бесследно. Мистер Стилвотер физически крепкий человек.

— Да, конечно. Он всю жизнь в экспедициях. Он орнитолог.

Врач кивнул.

— Я знаю. И к тому же он внук знаменитого Билла Рэдли из Вакавилла.

— Доктор, я буду подле него, пока он не поправится.

— Да, мэм. А могу я узнать, кем вы ему приходитесь? — Немолодой мужчина с интересом посмотрел на красивую женщину, в лице которой было что-то, что выделило бы ее из любой толпы.

— Я его жена, — просто сказала Зигни.

В ответ на недоуменно вскинутые брови уточнила:

— Зигни. Зигни Рауд Стилвотер.

Врач кивнул, ни один мускул на его лице не дрогнул. В его обязанности не входило вникать в личную жизнь пациента, если это не угрожало жизни больного.

Он надеялся, что присутствие красивой женщины такой угрозой не является.

А потом Кен окончательно пришел в себя и понял, что рядом с ним сидит не воображаемая, а настоящая Зигни. Его жена. Единственная жена на свете…

— Как я жила без тебя? — повторила вопрос Зигни. — Я не скажу, как я жила без тебя. Я скажу о другом — чем я жила. Я жила своими переводами. Я закончила их. Все двадцать книг. Теперь могу жить другим. — Она улыбнулась и посмотрела на Кена.

— Зигни, прости, но иногда мне кажется, что ты не…

— Не совсем настоящая? Нет, Кен, я живая, и ты знаешь это лучше других. — Она наклонилась к нему и легонько коснулась его губ. — Просто мне повезло — или, напротив, не повезло — природа или судьба, не знаю точно, наделила меня тем, чем наделяет немногих. Мне подарена была страсть, которая отравила бы мою жизнь, если бы я ей не отдалась. И я разрешила себе делать только то, что хотела, а не то, что требовали от меня другие.