Кэролайн Андерсон - Дом, где поселилась любовь

— Спокойствие и уверенность? — рассмеялась она. — Но я не...

— Ты такая и есть. Ты не растерялась, когда поднялась снежная буря и отключили электричество.

— Растерялась — не то слово. Мне хотелось заползти в угол и спрятаться. Но ты оказался рядом и помог мне. Спасибо Мэри.

— Это точно. — Его глаза сощурились при этом воспоминании, и Джемайма почувствовала, что его объятия стали крепче. — Иди сюда, ты слишком далеко.

С ним было хорошо, от него исходило тепло, сильные ноги прижимались в танце к ее ногам, ее ладони гладили его твердую спину. Они словно слились в единое целое. Мелькнула мысль, что платье наверняка помялось, но ей было уже все равно. Она испытывала возбуждение, и он тоже. Никого вокруг не существовало. Интересно, когда они смогут улизнуть от всех и остаться наедине? Так хочется безраздельно владеть им...

— Сэм! Так вот ты где прячешься!

Он тихо застонал, уткнувшись лицом в ее волосы, и слегка отстранился, повернув Джемайму так, что она наполовину его загородила.

— Не двигайся, — пробормотал он, не разжимая губ, и положил ей руку на бедро, удерживая в этом положении.

Стоя лицом к Сэму, она слышала светскую болтовню, дипломатический обмен репликами, обещавшими все и ничего. Потом оркестр заиграл романтическую мелодию.

— Извините нас, — улыбнулся Сэм и закружил Джемайму в танце. Он прекрасно двигался, чутко улавливая каждое ее движение, или, может быть, она была настроена на него. Они скользили вместе так, словно танцевали уже много лет, и с каждым движением в ней нарастал жар. Это было почти невыносимо... и для Сэма тоже. — Давай уйдем отсюда, — шепнул он, и они стали пробираться между танцующими, избегая попыток вовлечь их в разговоры — пока не наткнулись в вестибюле на родителей Сэма.

— А-а, сынок, а мы гадали, куда ты делся. Может, посидим где-нибудь в тихом уголке, выпьем по чашке кофе? — предложил отец.

Сердце у Джемаймы упало. Это совсем не входило в ее планы. Но не может же он отказать родителям. Или найдет выход?

— Извините, — улыбнулся он, на этот раз искренне. — Джемайма н ногах с четырех часов утра, я всю неделю спал по три часа, и, честно говоря, мы просто падаем с ног от усталости. Я навещу вас завтра, ладно? Простите.

Родители посмотрели сначала на сына, потом па его спутницу, переглянулись и широко заулыбались.

— Конечно, дорогой, ложись пораньше, — сказала мать таким тоном, что Джемайма покраснела до корней волос. — Мы очень тобой гордимся.

— Ты прекрасно поработал, — добавил отец, пожал сыну руку и похлопал его по плечу.

Мать поцеловала его на прощанье, потрепала Джемайму по пылающей щеке и сказала что-то насчет скорой встречи.

Наконец-то свобода! Они пересекли двор, проскользнули в вестибюль, избежали встречи с приехавшей на лифте толпой, нырнув в служебное помещение, пробежали три пролета наверх, пересекли лестничную площадку и влетели в квартиру.

Сэм захлопнул дверь, прислонился к стене и со смехом привлек к себе Джемайму.

— Получилось! — воскликнул он. — Как будто с уроков сбежали, я чувствую себя мальчишкой-хулиганом.

Она щелкнула его по носу.

— Не следовало отказывать родителям.

— Почему? Я не хотел, чтобы они заходили сюда. Джемайма, я хочу быть только с тобой.

Его глаза потемнели, улыбка исчезла. Их губы слились в жарком поцелуе.

Этого было достаточно. Между ними вспыхнуло пламя.

— Я хочу тебя, — пробормотал Сэм, подхватив на руки ее обмякшее тело.

— Сэм... — прошептала Джемайма пересохшими от неутоленной жажды губами.

Он понес ее в спальню, посадил на край кровати.

— Как это расстегивается? — спросил он, пальцы у него дрожали.

— На спине молния. Я сниму платье через голову. — Она почувствовала, как сзади расстегивается молния, Сэм схватил подол ее платья, потянул вверх. Потом бросил его на пол, и глаза его округлились от изумления.

Джемайма улыбнулась.

— Последний раз ты видел этот бюстгальтер...

— ...привязанным к палке в сугробе, — закончил он, и по его губам пробежала напряженная улыбка. — На тебе он смотрится лучше.

Она усмехнулась, покосилась на свои красные лифчик и пояс для чулок. С черными перчатками, черными кружевными трусиками и черными чулками красное белье смотрелось сексуально и вызывающе. Реакция Сэма оказалась именно такой, на которую надеялась Джемайма.

— Не двигайся, — с трудом выговорил он и торопливо разделся, небрежно бросив смокинг на белый ковер. Потом потянулся к Джемайме, и со вздохом облегчения она приняла его в свои объятия.

Смокинг Сэма был покрыт белыми ворсинками от шерстяного ковра, так же как и ее платье. Джемайма подняла и то, и другое, отряхнула и повесила на спинку стула, потом накинула рубашку Сэма, натянула черные кружевные трусики и пошла ставить чайник. Часы показывали половину шестого — время утренней дойки. Внутренний будильник разбудил ее в обычное время.

От нечего делать — да и Сэм еще спал — она поднялась наверх в гостиную, открыла двери на балкон, глубоко вздохнула. Воздух, однако, не освежил ее, в нем чувствовались затхлость и примесь выхлопных газов. Снизу доносился шум транспорта, сигналы автомобилей, гудки поезда, по Темзе проплывали суда. Ей отчаянно захотелось домой, к коровам и курам, к малиновке, которая каждое утро пела под ее окном.

Сэм здесь, в этом мире, свой, а для нее он чужой. Вспомнилось, какой несчастной она была, когда жила в Лондоне. Вздохнув, она вернулась в комнату, закрыла двери, потом повернулась и увидела Сэма — он стоял наверху лестницы и смотрел на нее со странным выражением на лице.

— Я соскучился по тебе, — сказал он охрипшим со сна голосом. — Проснулся, а тебя нет.

Так будет каждое утро, мелькнула у нее грустная мысль.

— Время дойки, — объяснила она и обхватила себя руками.

Сэм нахмурился.

— Ты замерзла. Иди в постель. Я приготовил чай.

Она подчинилась, весело улыбнувшись, стараясь скрыть нахлынувшую печаль. Сэм устроил ее в кровати, обложив горой подушек, забрался сам и подал ей кружку с чаем.

Потом нагнулся и легко коснулся ее губ.

— Доброе утро.

Доброе ли? — хотелось ей спросить. Удержалась. Просто улыбнулась, глотнула чаю и тихо вздохнула.

— То, что нужно, — сказала она, допив чай, и передала ему кружку. — Можно еще?

— Минуточку. — Он отставил кружки и нежно обнял Джемайму. — Спасибо, что была со мной вчера. Я очень волновался.

— Не за что.

Его палец пробежался по ее руке, коснулся надписи на руке: «Премия — твоя», которую она сделала вчера вечером, желая привлечь его внимание, и она слегка пошевелилась в его объятиях, чтобы видеть его лицо.

— Я говорила тебе, как горжусь тобой? — пробормотала она.

— Вроде да, но можешь сказать еще раз, — повторил он слова, сказанные ею накануне.