Барбара Делински - Если сердце верит

— Оглядитесь. Сколько здесь собралось представителей прессы! Неужели вы рискнете упустить этот шанс, зная, что ваш конкурент наверняка поместит на первой полосе броский заголовок и тем самым сделает выигрышный ход? Мисс Блейк порочили и поливали грязью, пусть же теперь и реабилитируют ее на первых полосах.

— Но в результате будет опорочен Салливан. А он уже и так уволен. Разве это недостаточное наказание?

— Это было бы достаточным наказанием, но «Пост» стремится сохранить все в тайне. Они не собираются объявлять о его увольнении своим читателям, потому что тогда о них самих плохо подумают. Они не откроют рта даже тогда, когда Салливана приютит другая газета. Да и пускай. Ведь должен же он как-то зарабатывать себе на жизнь. Но я считаю необходимым предупредить читателей. — Джон указал на еще одну поднявшуюся руку.

— Мисс Блейк, вы артистка эстрады. Не кажется ли вам, что этот скандал может способствовать вашей дальнейшей карьере?

— Я учительница. И я потеряла работу из-за того, что «Пост» оклеветала меня. И еще я — пианистка. И эту работу я тоже потеряла, потому что… дурная слава… потому, что кто-то поверил нечестным людям. — Она сделала паузу и собралась с духом. — Это был очень тяжелый опыт. Не думаю, чтобы мне когда-нибудь захотелось подобной славы.

— Не прокомментируете ли обвинения по поводу кражи автомобиля?

Кэсси опередила ее:

— На ваш вопрос отвечу я, поскольку видела судебное дело. Обвинения не было. Мисс Блейк не знала, что сидит в краденой машине. Поскольку она была несовершеннолетней и прежде не привлекалась к ответственности, судья продолжил процесс, не вынося приговора. Обвинения были сняты, а дело засекречено. Опубликовав эти материалы, мистер Салливан нарушил гражданские права мисс Блейк. И ему придется ответить за это.

Вдруг с левой стороны, из средних рядов, поднялся некрасивый человек. Когда он обратился к Джону, Лили стало не по себе.

— Правда ли, — заговорил Джастин Барр своим самоуверенным голосом, — что вы питаете личную неприязнь к Терри Салливану?

— Вы неточно выразились, — громко отозвался Джон, считая это еще одним подарком судьбы. Да, о Лили Блейк будут помнить не только по сфабрикованной истории о ее связи с кардиналом!

Джон увидел страдальческие глаза Лили. Она знала, что сейчас случится, и не хотела этого. Черт побери, он и сам не хотел. Но Джастин Барр — отнюдь не невинная овечка. Он не задумываясь играл репутациями людей — просто стрелял наугад ради собственного удовольствия. Пожалуй, пора ему заплатить за это и оказаться на месте жертвы.

Джон посмотрел в лицо Джастину Барру.

— Я ненавижу этого человека.

— Значит, у вас тоже есть причины порочить его имя, как и у него — посягать на репутацию кардинала Россетти.

— А я не порочу его. Я просто излагаю факты о детстве и семье Терри Салливана, которые проливают свет на причины его поведения в отношении мисс Блейк.

— А кто для вас мисс Блейк? — вызывающим тоном спросил Барр.

Джон даже не моргнул.

— Невинная жертва. Теперь моя очередь, мистер Барр. В Бостоне есть одна дорогая проститутка, работающая по вызову. Ее зовут Тиффани Куп. Кто она — для вас?

— Я не знаю этого имени, — ответил Барр.

— Допустим. Зато его знает Джейсон Вейдермейер. Ведь именно он подписывал чеки для мисс Куп. Причем в течение последних восьми лет. Итак, Джейсон Вейдермейер. Разве это не ваше настоящее имя?

— В мире есть и другие Джейсоны Вейдермейеры, — отозвался Барр, но в зале засмеялись. Добиваясь известности, он охотно давал интервью журналистам. И в своих высокопарных выступлениях утверждал, что именно целеустремленность, прилежание и безупречные моральные установки превратили никому не известного Джейсона Вейдермейера в знаменитого и уважаемого всеми Джастина Барра. Все, кто знал о Джастине Барре, знали и о Джейсоне Вейдермейере.

Смех в зале усилился. У Барра здесь было слишком мало сторонников. Лили с облегчением выдохнула и немного успокоилась. Джон почувствовал: она поняла и простила его, а заодно избавилась от ненависти. В эту секунду он осознал, что его затея удалась.

Но Барр снова возвысил голос:

— Да кто вы-то такой, чтобы обвинять меня в подобных вещах? И кто вы такой, чтобы требовать у мистера Риццо документы? Вам не удалось добиться успеха в Бостоне — и вот вы издаете тут свою тощую заштатную газетенку. Кто вы такой, скажите, чтобы совать свой нос в чужую жизнь?

Джон снова поднялся.

— Я — заинтересованный гражданин. Жизнь Лили Блейк разрушили ради газетных тиражей, а в вашем случае — ради высоких рейтингов передачи. Вы сдирали с нее кожу в вашем шоу, мистер Барр. Вы представили ее безнравственным и развратным существом. Так давайте же поговорим о тех, кто действительно безнравствен и развратен. Как вам понравится такая, например, тема, как плети и ремни? А наручники с цепями? Хотите указывать пальцем на других людей, мистер Барр? Так не лучше ли позаботиться о том, чтобы никто не указал на вас? — Джон оглядел присутствующих. — Еще вопросы?

В ответ Лили услышала ошеломленное молчание зала. Да после всего этого мало кто осмелился бы задать вопрос. Ведь у Джона мог оказаться материал на любого из них. И все же одна журналистка рискнула. Эту хрупкую женщину едва ли услышали бы, если бы в зале не было так тихо.

— Мисс Блейк собирается написать книгу? — спросила она.

— Нет, — отозвалась Лили, вздрогнув при одной мысли об этом.

Снова короткая пауза. Потом откуда-то из глубины зала донесся как бы оправдывающийся голос:

— Мы не все так плохи.

Лили, конечно, знала, что не все. Ей доказал это Джон. Она надеялась, что здесь немало хороших людей, и, подумав об этом, приободрилась. Как прекрасно снова верить людям!

Джон заговорил тихо, но убедительно:

— Я знаю. И вот почему рассчитываю на то, что вы расскажете о сегодняшних событиях столь же подробно, как сообщали об этом скандале в прежних публикациях. Журналисты, сочиняющие факты, марают имя коллег, не занимающихся этим. Мы обязаны поставить заслон перед теми репортерами, которые распускают языки лишь для того, чтобы набить себе цену. Такие люди дискредитируют всех нас. Не знаю, как вы, но я уже устал от этого. — Голос его действительно звучал устало. Снова склонившись к микрофонам, он обратился к присутствующим: — Это все. Благодарю за внимание. — Потом повернулся к Лили и ласково сказал: — Я бы обнял тебя прямо здесь и сейчас, если бы не боялся, что они потом только про это и напишут. Поэтому можешь считать, что я тебя обнял.

Лили так и считала. Ее охватили облегчение, торжество, удовлетворение, любовь.

Лили посмотрела туда, где сидела Майда, но тут мать заслонили техники, снимавшие микрофоны, фотографы, делающие последние кадры, репортеры, задающие последние вопросы. Другие репортеры тем временем стояли лицом к своим камерам и заканчивали прямые репортажи.