Александра Соколова - Просто мы научились жить (2010-2012)

– Я с тобой, мелкая. Я тебя никогда не оставлю.

И новый, 1998 год, вместе, только вдвоем, и любовь – такая, что сердце сжималось в судорогах счастья, и не хотелось шевелиться, настолько было хорошо и чудесно. И первая близость, такая трепетная, будто держишь в руках новорожденного котенка, и боишься случайным прикосновением навредить, испугать…

…Время года – зима, время года – терять

Ты уже потерял, но еще не остыл ко мне

Время года – зима, мы рискуем не встать

Мы рискуем растаять без сопротивления…

Она почувствовала, как Юрины губы касаются ее губ, и распахнула их навстречу его поцелую. Они были холодными и влажными, но это не имело никакого значения.

…Возвращаюсь домой

Начинаю курить

Сигаретной смолой

Выжигаю любовь

Начинаю цедить

Южные коньяки…

Кружилась голова, стучало сердце, и прошлое сливалось с настоящим, разбиваясь на осколки, круша и ломая все на своем пути.

…Время года – зима. Время года – не сметь…

Что-то пришло, накрыло с головой, и будто ластиком стерло все то, о чем Лека думала и мечтала.

Она вырвалась из Юриных объятий, отошла в сторону, и отвернулась. Все ее тело била дрожь.

– Это не я, – прошептала она тихо, – прости, но это не я.

– Что не ты? – Он подошел сзади, положил руки ей на плечи, но она вырвалась.

– Все это – не я. Я так не могу.

– Да чего ты не можешь?!

Она не ответила – бросилась в прихожую, схватила наугад пальто, ботинки и выскочила из квартиры. Босиком бежала по холодным ступенькам, молясь про себя – только бы он не стал догонять, только бы не стал! Почему-то объясняться с ним не было никакой возможности, никаких сил.

Только пробежав половину расстояния, отделявшего Юрин дом от корпуса детдома, Лека остановилась наконец, обулась и надела пальто. И было уже не понять, отчего бьет ее дрожь – то ли от внутреннего напряжения, то ли от холода.

…Каскадерам любви не положен дублер…

Ни одной мысли не осталось в голове, все ушло в дрожь. Она еле-еле добрела до корпуса, с трудом поднялась в свою комнату, и, не раздеваясь упала на кровать. И почти сразу услышала из коридора свист.

Встала, скинула пальто, и открыла дверь. Кивнула Игорю, и посторонилась. Сил разговаривать по-прежнему не было.

Они сели на пол, прислонившись спинами к горячей батарее, и молчали, не глядя друг на друга в темноте.

– У тебя есть тайны? – Спросил вдруг Игорь, когда Лека уже подумала, что обойдется без разговора. Не обошлось. И как это обычно бывает, тема разговора оказалась ровно той, которая волновала и Леку тоже.

– Есть, – кивнула она, по-прежнему глядя только впереди себя и не поворачиваясь к Игорю.

– И у меня есть. Но я боюсь, что если мою тайну узнают, они не захотят больше дружить со мной.

Лека вздохнула. Дрожь немного спала, но нервы все равно пошаливали, и, откровенно говоря, она понятия не имела, что сказать мальчику.

– И чего ты хочешь? – Спросила она.

– Понять, стоит ли им говорить.

Вот тебе и выбор, Елена Борисовна… Отвечай давай, чего замолчала? Расскажи ему о правде, о том, как важно оставаться собой. Расскажи, как по сути врешь всем этим людям уже несколько лет, ибо что есть умолчание правды, как не такая же ложь?

– Чем ты рискуешь, Гарик? – Спросила она.

– Если они узнают – они могут не захотеть больше дружить со мной. Объявят бойкот, и я останусь один.

– Тогда зачем им говорить?

Он повернулся к ней, и даже в темноте было видно, как блеснули глаза.

– Потому что так получается, что они дружат не со мной. Они же меня не знают, получается. А я, получается, подлец и лгун.

Лека откинула голову назад, глядя в потолок, и чуть не застонала. У нее не было ответов. Более того – она могла бы задать Игорю ровно те же вопросы, что он задавал ей.

Но он был маленьким, а она большой. И ответы положено было давать ей.

– Я думаю, это просто выбор, Гарик, – сказала она, – что для тебя важнее? Чтобы они знали тебя настоящего, или чтобы они дружили с тобой любой ценой? И если первое – лучше сказать им, понимая, что ценой этого знания может оказаться потеря дружбы. А если второе – тогда молчи, понимая, что цена этого – боль от того, что ты не можешь сказать правду.

– Всегда есть цена, да? – Спросил Игорь.

– Всегда.

Они долго молчали, каждый по-своему обдумывая Лекины слова.

– А что, если я скажу тебе? – Задал он вопрос, которого Лека боялась больше всего. – А ты скажешь, стоит ли им говорить?

Вот тебе, большая и взрослая… Не заметила, как доросла до того, что подростки хотят переложить на тебя хотя бы часть своей ответственности. Этого ты хотела, когда так стремилась повзрослеть?

– А ты не боишься, что я тоже отвергну тебя, если узнаю? – Спросила она.

– Ты же взрослая. Ты поймешь.

В этом был смысл, конечно же был, но, возможно, его было чуть меньше, чем способен был увидеть Игорь в свои неполные пятнадцать лет.

– Взрослые не всегда понимают, – вздохнула Лека, – и даже тут у тебя не будет гарантий.

Она повернула голову и посмотрела на профиль Игоря. И в том, как он сжал губы, как напряглись его скулы, как уставились в одну точку глаза, она увидела вдруг себя – старую, непримиримую, принципиальную. Куда все это делось? Куда пропало?

– Я мало знаю о взрослых, – сказал Игорь, – наверное, у нормальных детей больше шансов как-то их узнать, а нам остается только ждать, пока мы сами станем взрослыми.

От горечи этих слов Леке окончательно стало не по себе. И снова захотелось погладить Игоря по голове, и сказать ему хоть что-то, что могло бы его утешить. Но таких слов не было. Может быть, для этого Лека сама еще была недостаточно взрослой.

– Значит, никогда нет гарантий? – Спросил он.

– Никогда. Ты просто делаешь и смотришь, что получится, вот и все.

И тогда он задал второй вопрос, которого Лека боялась не меньше, чем первого.

– А какой выбор сделала ты?

Вот тебе, детка! Получай. Ну и что ты будешь отвечать этому мальчику? Хватит ли тебе духу сказать правду, понимая, что за этим последует, или солжешь, давая ему ложный пример?

– Я выбрала молчать.

Он посидел еще немного, и молча ушел, едва кивнув на прощание. Лека же осталась у батареи до утра. Она не знала, чего ждать от следующего дня, и не хотела от него ждать.

В эту ночь она и правда выбрала молчать.

За завтраком Лека была молчаливой и мрачной, Аллочка же щебетала без умолку:

– А потом мы танцевали, и он меня поцеловал, и мы стояли на балконе и смотрели на салюты! Такая красота! И он меня обнимал, и было так хорошо, так хорошо, Леночка!

Лека слушала все это, изредка кивала и ковыряла вилкой в тарелке с омлетом. Она выпила уже три чашки кофе, и все равно хотела спать – сказывалась бессонная ночь на полу у батареи.