Оливия Карент - Кракле

Карл развел руки в стороны и отрицательно покачал головой.

— Увы!.. Я не могу этого сделать, Алек.

— Это еще почему? — раздраженно уточнил тот.

— Чтобы не подвести тебя, — невозмутимо пояснил Карл, догадываясь, что Алек, от возмущения, обиды и гнева на Лору, напрочь забыл о только что заключенном пари и своем обещании.

— Не понимаю, каким образом? — мрачно, сквозь зубы, спросил Алек, вновь усаживаясь в кресло у стола.

— Алек, — терпеливо начал Карл, — ты обязался уплатить долг чести в случае своего фиаско в споре. Моим условием было…

Он не успел договорить, потому что Алек уже понял, кто являлся загадочным протеже Карла.

— Это невозможно! Карл! Измени свое условие! Я не желаю и близко видеть эту… ненормальную особу! Ты хочешь, чтобы и я, в результате общения с ней, стал психопатом и неврастеником? Или получил пожизненное заключение за убийство, совершенное в состоянии аффекта? Карл, она же — сумасшедшая истеричка!

— Ты ошибаешься, Алек. Лора — интересная своеобразная девушка. Необычная. Прошу, выслушай меня.

Карл подробно изложил Алеку историю своего знакомства с Лорой и, завершая рассказ, добавил:

— Алек, я, конечно, освобождаю тебя от обещания. Но я искренне хотел помочь Лоре. Я рассчитывал, что ты поймешь меня.

Тот долго молчал, затем, глубоко вздохнув и глядя в одну точку прямо перед собой, бесстрастно произнес:

— Ну что ж, Карл. Пусть продолжает работать, где и работала. Мои условия и требования тебе известны. Надеюсь, ей тоже. Никакого снисхождения из-за того, что ее покровитель — ты, не будет. Я не собираюсь нянчиться с твоей… Лорой. Не обижайся, Карл, но если она не будет справляться со своими прямыми обязанностями должным образом, увольнение последует незамедлительно.

— Хорошо, Алек, — согласился Карл. — Надеюсь, что ты будешь объективен. И вопреки всему, хоть немного снисходителен.

— Все, Карл. Вопрос закрыт, — категорично и жестко произнес Алек. Давай займемся, наконец, нашими текущими делами.

И они сосредоточенно и обстоятельно приступили к обсуждению и решению проблем компании.

— Антуан, милый, как ты разыскал меня? — с этими словами Лора повернулась к Энтони Деверо.

Он улыбнулся, бросив на нее взгляд. Антуаном звали его только Лора и француженка-бабушка, которая и дала внуку это имя.

— Все очень просто, — принялся объяснять с легкой иронией в голосе Энтони. — Я заехал к вам. Дома был только Стас.

— И что он делал? — быстро спросила Лора.

— То же, что и всегда. Стас, как восточный паша, возлежал на диване, обложенный многочисленными подушками, и с тоской взирал на диктофон, — насмешливо пояснил Энтони. — Как выяснилось, Стас с самого утра всеми силами пытался убедить себя заняться работой. К моему приходу эти уговоры самого себя оставались, увы, тщетными. Я решил, что Стаса утешат известные слова, что «Никогда нельзя бороться с самим собой. Силы слишком неравны». Но…

— Антуан, дорогой, — засмеявшись, перебила его Лора, — по-моему, этим изречением ты не утешил Стаса, а еще больше расстроил!

— Мне тоже так показалось! — усмехнувшись, согласился Энтони. — Но я тут же предпринял новую попытку, призвав на помощь Ларошфуко [1] Франсуа де Ларошфуко, 1613–1680, французский писатель : «В нашем уме больше лени, чем в нашем теле». А поскольку в случае Стаса получается как раз наоборот, то я взял на себя смелость сразу же процитировать ему Талмуд:» Стыдно человеку, когда ему советуют в трудолюбии подражать муравью; вдвойне стыдно, если он совету этому не следует». Завершил я свою проникновенную речь вдохновляющим высказыванием Шевреля: «Труд есть одно из непременных условий искусства дожить до ста лет».

— О, Антуан! Ты — настоящий друг. Так самоотверженно броситься на помощь! Мобилизовать в поддержку выдающиеся умы всего человечества! иронично восхитилась Лора. — И каков результат? Стас сдался?

— Судя по всему, нет. Потому что, когда я уходил, вслед мне Стас глубокомысленно изрек слова Боделера: «Самая тяжелая работа — та, которую мы не решаемся начать: она становится кошмаром».

Лора весело захохотала. Энтони присоединился к ней. Обоих всегда забавляло постоянное противоборство Стаса самому себе.

— Честно говоря, — насмеявшись вволю, произнес Энтони, — меня каждый раз удивляет, что ты и Стас — сестра и брат, рожденные и воспитанные одними родителями. Джордж — хоть и спокойный, но жизнерадостный оптимист. Олимпия — живое воплощение вечного двигателя. Твоей энергии тоже можно позавидовать. Стас же напрочь лишен даже малейшего желания к перемещению собственного тела в пространстве. Поражаюсь только одному. Как при таком малоподвижном образе жизни ему удается сохранять стройность фигуры?!!

Лора согласно кивнула.

— Я и сама удивляюсь! Предполагаю, что все, поглощаемые им, калории моментально сжигаются от напряженной умственной деятельности.

— Наверное, ты права, — Энтони проницательно посмотрел на Лору и без перехода спросил: — Ты чем-то расстроена, Лорелея?

Лора, как ни странно это было ей самой, даже после всех прошедших трагичных событий, почему-то спокойно относилась к имени «Лорелея», которое когда-то, еще при знакомстве, дал ей Энтони. Она даже боялась в глубине души, что он, из чувства сострадания и такта, станет, как все, называть ее Лорой. Но Энтони на каком-то интуитивном уровне понял это и по-прежнему продолжал обращаться к ней «Лорелея».

— Да, Антуан, — Лора тяжело вздохнула. — Кажется, меня увольняют с работы.

Он остановил машину около небольшого открытого кафе, безлюдного в это время, вышел, помог выйти Лоре, усадил за столик, сделал заказ подошедшему официанту и только после этого уточнил:

— Ты мне расскажешь об этом?

— Да.

Лора подробно изложила Энтони всю цепь событий. Завершила она свой рассказ с нескрываемой горечью:

— Господин Редфорд возненавидел меня, Антуан! Возненавидел! Честно говоря, и я его тоже!

Энтони задумчиво посмотрел на нее, затем невозмутимо изрек:

— А знаешь, Лорелея, Альфонс Доде [2] Альфонс Доде,1840–1897, французский писатель сказал так: «Ненависть — это гнев слабых». Поэтому и господину Редфорду, и тебе не мешало бы вспомнить слова Сенеки [3] Сенека Младший, ок.4 до н. э. — ок. 65 н. э., римский государственный деятель, философ-стоик : «Чем несправедливее наша ненависть, тем она упорнее». А вы — и ты, и он — оба несправедливы друг к другу. И если Редфорд — не окончательный дурак, он остынет и все правильно оценит и поймет. А следовательно, ты сможешь дальше продолжить свою работу. А чтобы тебе было легче выносить придирки и неприязнь господина Редфорда и не отвечать ударом на удар, постоянно помни изречение того же Сенеки: «Ты терпишь несправедливости; утешься: истинное несчастье скорее в причинении их».