Вирджиния Эндрюс - Ангел тьмы

Джиллиан сидела, уставившись в окно, словно ей были совершенно безразличны подробности семейной жизни ее дочери.

— И сколько же человек жили в этом доме? — спросил Тони.

— Помимо нас, еще бабушка и дедушка, — ответила я. — Они боготворили мою маму и называли ее не иначе как «наш ангелочек». Для них она была безгрешна и во всем права. Бабушка вам понравилась бы, жаль, что она умерла несколько лет тому назад. Но дедушка еще жив, он сейчас живет вместе с папой.

— А когда же точно ты родилась? — прищурился Тони, сжимая и разжимая свои длинные сильные пальцы с отполированными ногтями.

— Двадцать второго февраля, — честно ответила я, но наврала год своего рождения. — К тому времени мама с папой давно поженились, — поспешно добавила я, решив еще раз солгать, чем признаться, что я появилась на свет уже спустя восемь месяцев после их женитьбы — греховный плод неукротимой страсти, швырнувшей моих бедных родителей в одну постель…

И лишь когда эти слова сорвались с моего языка, я поняла, что сама загнала себя в ловушку. Теперь они думают, что мне только шестнадцать лет, и я уже не смогу рассказать им о Томе и Кейте, своих единокровных братьях, а также о единокровных сестрах Фанни и Нашей Джейн! Значит, рушатся все мои планы собрать их под одной крышей…

— Тони, я утомилась, — чуть слышно простонала Джиллиан. — Ты же знаешь, что между тремя и пятью я всегда отдыхаю. А мне нужно хорошо выглядеть сегодня вечером на приеме. Хевен, дорогая, — озабоченно взглянула на меня она, — ты ведь не рассердишься, если мы с Тони оставим тебя одну на несколько часов? В твоей комнате есть телевизор, а внизу у нас шикарная библиотека с множеством интересных книг. — Она наклонилась и поцеловала меня в щеку, обдав запахом сладковатых цветочных духов. — Я обязательно отменила бы эту встречу, но у меня совершенно вылетело из головы, что ты прилетаешь именно сегодня…

Я все-таки сжала кулаки, да так, что костяшки побелели. Они уже ищут повод поскорее избавиться от меня! У нас в горах гостя не оставили бы одного в незнакомом доме.

— Все в порядке, — тихо ответила я. — Мне тоже хочется немного отдохнуть с дороги.

— Вот видишь, Тони! Хевен не сердится на нас. Я же говорила, что она славная девочка и не станет обижаться. Хевен, дорогая моя, мы завтра же поедем с тобой кататься на лошадках. Ты умеешь ездить верхом? Если нет, то я тебя быстро обучу: ведь я родилась на ранчо, и моей первой лошадью был норовистый жеребец…

— Джиллиан, умоляю тебя! Твоей первой лошадкой был маленький пони! — уточнил ее муж.

— Не будь занудой, Тони! Ну какая разница? Просто жеребец лучше звучит, чем пони. Мой милый Скаттлес был таким прелестным созданием, таким славным! Я просто обожала его!

Значит, у нее все и вся «милые» и «славные», подумала я. Джиллиан улыбнулась мне, потрепав по щеке рукой в перчатке. Но мне было мало этой мимолетной ласки, я хотела, чтобы она действительно полюбила меня, и как можно скорее!

— Сделай мне приятное, — прошептала Джиллиан. — Скажи, что твоя мама была счастлива.

— Мама была счастлива до своего последнего дня, — тихо согласилась я и была недалека от истины. Как рассказывали мне дедушка с бабушкой, она действительно была по-своему счастлива, несмотря на все тяготы суровой нищенской жизни в хибарке мужа, который не мог дать ей ничего, к чему она с детства привыкла.

— Что ж, мне этого вполне достаточно, — сказала с облегчением Джиллиан и, обняв за плечи, прижала мою голову к своей меховой шубе.

Что бы они сказали, если бы узнали обо мне всю правду?

Возможно, просто усмехнулись, утешаясь мыслью о том, что я скоро уеду и избавлю их от ненужных им хлопот.

Нет, я не допущу этого! Они должны принять меня как свою, я заставлю их заботиться обо мне, внушу им, что они не смогут обойтись без меня! Я не дрогну и не позволю, чтобы они догадались, насколько я ранима и уязвима.

Родственники разговаривали на каком-то другом, не совсем понятном английском: даже знакомые мне слова они произносили иначе, не как у нас в горах, и мне приходилось постоянно напрягаться, прислушиваясь и вникая в смысл сказанного. Но и это не ослабляло моей решимости войти в их мир, пока еще такой странный и чужой. Я была сообразительна и все схватывала на лету. А главное, рано или поздно, мне нужно было непременно разыскать Кейта и Нашу Джейн.

Духи Джиллиан, поначалу показавшиеся сладкими и нежными, теперь дурманили мне голову густым запахом жасмина. Вот если бы у Сары, моей мачехи, хотя бы раз в жизни был флакончик таких духов! И коробочка пудры, от которой лицо Джиллиан казалось гладким и шелковистым.

Дождь, который я предрекала, начался, и вскоре легкое накрапывание сменилось потоками воды, обрушивающимися на асфальт. Водитель сбавил скорость и повел автомобиль осторожнее, и все мы трое, отгороженные от него стеклянной перегородкой, погрузились в задумчивое молчание.

Я еду домой! Я еду домой! Только это звучало у меня в голове. И в конце концов найду там по-настоящему теплый прием. Моя заветная мечта исполнялась так стремительно, что я не успевала впитывать впечатления. А мне хотелось сохранить в памяти мельчайшие подробности от первой поездки в лимузине, чтобы позже, вечером, когда я останусь одна, обдумать их и обо всем написать Тому, особенно о моей прекрасной бабушке. Том, конечно, ни за что не поверит, что женщина может оставаться красавицей в таком возрасте. А сестра Фанни просто лопнет от зависти. Ах, если бы только я могла написать еще и Логану, ведь он всего в несколько милях отсюда, в общежитии какого-то колледжа. Только после моего грехопадения с Кэлом Деннисоном Логан вряд ли захочет меня видеть. Пожалуй, он бросит трубку, если я позвоню ему.

Лимузин свернул направо, съезжая с магистрального шоссе, и Джиллиан принялась с воодушевлением перечислять все развлечения, которые она уже наметила для меня.

— Но с особой торжественностью мы всегда отмечаем Рождество, это для нас целое событие, если так можно выразиться, — сообщила она, намекая таким образом, что я смогу остаться у них до Рождества. А сейчас только начало октября — странного месяца, и радостного и печального одновременно, связанного и с прощанием со светлым и веселым летом, и с ожиданием скорой зимы — холодной, блеклой и грустной поры.

Но почему мне в голову лезут подобные глупые мысли? Ведь в роскошном богатом особняке зима не покажется холодной и серой, дом наверняка хорошо отапливается, так что я не буду дрожать от холода. А до Рождества еще далеко, и за это время я еще успею внести столько уюта и внимания в одинокое существование бабушки и дедушки, что они привыкнут ко мне, полюбят всем сердцем и не захотят расставаться уже никогда! Подумав так, я вздохнула и мысленно воскликнула: О Господи, сделай так, чтобы они нуждались во мне, прошу Тебя!