Элизабет Хауэр - Полгода — и вся жизнь

— Юрген, правда, очень мило со стороны Ренаты, что она после трудного рабочего дня нашла в себе силы проделать такой долгий путь.

Стараясь представить меня в лучшем свете перед моим бывшем мужем, она забыла о своих совершенно справедливых упреках по поводу моего долгого отсутствия. В этом была вся она.

— Чудесно, что вы до сих пор сохранили такие хорошие отношения, — сказал Юрген, стараясь найти верный тон разговора.

Слова «до сих пор» разозлили меня, и Юрген, видимо почувствовав это, произнес:

— Хотя почему бы и нет.

Этими словами он совсем все испортил. Мы старались не смотреть друг на друга. Я взяла доску с данными о мамином самочувствии, которая висела на спинке кровати, и стала рассматривать кривую температуры. Мама, ища спасения в банальных фразах, сказала:

— Ну вот, теперь мне ничего не удастся от вас утаить.

После бесконечных пятнадцати минут спотыкающегося разговора я спросила Юргена, зачем он хотел меня видеть. Я знала о его намерении поговорить со мной о Матиасе и попросила его ясно и открыто сказать обо всем. Юрген взглянул на свою мать, как бы ища поддержки, и несколько нерешительно пообещал подробно обсудить со мной ситуацию.

— Если у тебя найдется немного свободного времени, — сказал он, — мы могли бы оставить маму отдыхать и пойти куда-нибудь, чтобы спокойно поговорить.

Я согласилась. Наконец-то все прояснится и я смогу понять, что было правдой в том таинственном письме, которое получила мама. Она, как бы угадав мои мысли, ласково погладила меня по щеке на прощание и прошептала:

— Ни о чем не беспокойся.

— Я беспокоюсь только о тебе, — сказала я, улыбнувшись.

Я заметила, что мое поведение удивило ее. Я и сама удивлялась себе. Никогда бы не подумала, что мне придаст силы встреча с Юргеном. Теперь нужно было только выдержать это испытание до конца. Намерение расспросить маму о Камилле я отложила на следующий раз.

— Давай поедем в отель, там спокойно, — предложил Юрген. Ничего не подозревая, я согласилась. Мы долго ехали по направлению к центру города, но я не обращала внимания на дорогу, полностью погруженная в свои мысли. «Пока все хорошо, — внушала я себе, — оставайся такой же твердой, не сдавайся, будь твердой». Только когда Юрген завернул за оперный театр и там остановился, я вдруг поняла, куда он меня привез. Как не тактично с его стороны, как глупо с моей. Мне следовало бы предвидеть, где он остановился.

«Голубой бар» всегда был для меня в некотором роде символом. Поэтому в последние годы я никогда не ходила туда. И потом было бы смешно сидеть там одной. Когда наши с Юргеном отношения еще не были ничем омрачены, мы любили забежать в «Голубой бар» до начала оперы, выпить по рюмочке аперитива или зайти туда вечером, если были рядом. Там царила интимная атмосфера маленького помещения, которое, несмотря на холодный голубой цвет обоев и мягкой мебели, производило очень теплое впечатление. Стоило только пересечь холл самого старого отеля Вены, который был основан в незапамятные времена, и «Голубой бар» принимал вас, как и всякого другого так, как если бы вы были особым посетителем и вас здесь давно ждали.

Едва мы успевали занять места, как перед нами на круглом столике уже стояла рюмка шотландского виски и сухого мартини, две маленькие вазочки сразу же наполнялись соленым миндалем, который нигде не был так вкусен, как здесь. Великолепные темно-зеленые оливки подавались на серебряной тарелочке. Между нами сразу же завязывался непринужденный, добрый разговор. Не спеша наслаждаясь вином, мы обсуждали вопросы, о которых не хотели говорить дома, доверяли друг другу заботы и мысли, о которых не решились бы рассказать в другой обстановке. Жизнь в это время состояла только из наших проблем, и мы были готовы вдвоем справиться с ними. Про себя я называла часы, проведенные в «Голубом баре», «партнерскими». «Голубой бар» стал для меня их символом.

Только там у меня появлялся искренний интерес к делам мужа. Я внимательно и терпеливо выслушивала его соображения о новых замыслах, и иногда мне даже удавалось понять их суть. Там Юрген расспрашивал, как мои дела, справляюсь ли я с ребенком, не скучаю ли я, достаточно ли сил, воли и средств он прикладывает, чтобы я была счастлива. Я говорила: «Да, ты именно такой, каким я представляла себе своего мужа». А Юрген отвечал: «Как хорошо сидеть здесь вместе, ты сегодня такая красивая, я люблю тебя».

На этот раз перед нами не поставили, как бывало раньше, рюмку шотландского виски и сухого мартини. Нас вежливо спросили, что мы хотим заказать. Юрген направился к тому столику, за которым мы любили сидеть в прежние времена, хотя сейчас это не имело никакого значения. Кроме нас, в «Голубом баре» никого не было. В памяти против воли возникли слова «партнерские часы». Это причинило мне невыносимую боль. Я быстро обернулась к Юргену, заставив его посмотреть на меня.

Загар на его лице был типично тропическим, темно-коричневым. Такого оттенка не добьешься, отдыхая на пляжах Средиземного моря или в горах. Черты лица стали жестче, старше, но выглядел он лучше, чем пять лет назад. Седина у корней волос и на висках не очень бросалась в глаза в светлых, русых волосах. Недавно он отметил свое пятидесятилетие, я вспоминала в тот день о нем и о его жене, которая была вдвое моложе его. Я думала о том, как она справлялась с этой разницей в возрасте, и решила, что наверное лучше, чем я со своей между Грегором и мной.

Юрген избегал смотреть на меня, его глаза искали предмет, на котором могли бы задержаться. В данный момент это была пепельница. Он нервно двигал ее правой рукой.

— Говори, что ты хочешь обсудить, — потребовала я. — У меня мало времени.

— Речь идет о Матиасе, — сказал Юрген. — Через несколько месяцев он получит аттестат зрелости.

— Да, — ответила я.

— Но он еще не достиг совершеннолетия.

— Нет, — ответила я.

— До этого момента за него отвечаешь ты.

— Верно, — подтвердила я.

— Я бы хотел, чтобы Матиас продолжил учебу в Штатах.

Так вот в чем дело. Я ждала чего-нибудь в этом роде и не выразила ни удивления, ни возмущения по этому поводу. Я была совершенно спокойна, так как знала, что отвечу. За полукруглой стойкой тихо двигался официант. Он наполнял соленым миндалем маленькие вазочки.

— А я хочу, чтобы Матиас учился в Вене, — сказала я.

Юрген собирал указательным пальцем табачные крошки в маленькую кучку.

— Учеба в Штатах имеет много преимуществ, — сказал он.

— Знаю, — ответила я, — я даже думаю, что он охотно поехал бы туда.

Юрген гневно выпрямился. Теперь он смотрел мне в глаза.

— И несмотря на это ты хочешь помешать ему?

— Нет, — сказала я, — я хочу, чтобы он еще один год провел здесь. Не потому, что я имею на это право, а потому, что хочу использовать свой последний шанс.