Бенедиту Барбоза - Роковое наследство

— Ну погоди еще, — вяло возражал Отавинью, которому стало страшно неловко. Он не верил, что Рафаэла беременна. А если уж беременна, то не от него. И хоть она твердила, что их брак — сделка и ребенок — главное в ней, он не был так уж уверен, что он настолько деловой человек, что его устроят одни только деньги… когда он женился на Рафаэле, будущее рисовалось ему в радужных красках — он верил, что эта девушка, которая ему безумно нравилась, забудет о прошлом и со временем станет ему любящей женой. Но все складывалось так нелепо и так недобро, что он терялся. Временами Рафаэла просто пугала его. Он не верил, что она может думать так, как иногда говорит…

Сейчас для Отавинью все так запуталось, что ему во всем этом не хотелось копаться и разбираться. Слова Жудити о том, что Рафаэла держит его за дурочка, не выходило у него из головы. А похоже, так оно и было. И ему вдруг все стало противно и захотелось одного: быть от всего этого подальше.

Однако Рафаэла не унималась, продолжая честить Луану, в которой видела причину всех своих бед.

— Успокойся, прошу тебя, — попробовал остановить ее Отавинью.

— Скажешь тоже, успокойся! — вознегодовала Рафаэла. — А если она пролезет в завещание?

— Ну и что страшного? — устало повторил Отавинью. — Если дядя будет переделывать завещание, то вычеркнет меня, потому что я ему уж никак не родственник, и он оставит вас двоих! Вот и все!

— Да, но неизвестно, как он поделит все, если нас будет двое, — не унималась Рафаэла. — Нет, я ни за что не хочу, чтобы старик переписывал завещание. Не хочу — и все тут! Лучше уж дядюшке умереть, чем переписывать завещание!

Отавинью сердито посмотрел на нее — эти разговоры выводили его из себя.

Нет, он решительно хотел быть подальше от всех этих страстей вокруг завещания!

И будто кто-то подслушал его желания. Буквально на следующий день Жеремиас сообщил, что уезжает осматривать свою новую фазенду.

— Я беру с собой Отавинью, — прибавил он.

— А мне с вами можно? — спросила Рафаэла.

— Нет, — сухо ответил дядюшка, чем опять рассердил ее.

А Отавинью вздохнул с облегчением. На фазенде го ожидало дело, а работать он любил.

— Трудолюбием он пошел в отца, — любила повторять Жудити.

«А честностью? А достоинством? — задал себе вопрос Жеремиас, слыша ее слова. — Это мы еще должны проверить».

В имении их ожидали немалые трудности — там все работники вдруг объявили, что просят расчет. Собирался уйти и управляющий. Разумеется, дело тут не обошлось без Бруну. Он распустил слух, что с Бердинацци не ужиться, что он прижимист, капризен и требует от работников неведомо чего.

— Пусть, пусть попляшет, — мстительно говорил Бруну, — пусть попробует управиться с двадцатью пятью тысячами голов скота!

Он не знал, что Жеремиас рассчитывал на Отавинью, который достаточно хорошо смыслит в этом деле.

Когда Отавинью осмотрел ферму, то пришел в восторг. Дело здесь велось по высшему классу.

— Да-а, сеньору Медзенге трудно было расстаться с таким хозяйством, — признал он сочувственно.

Услышав его слова, Жеремиас самодовольно покрутил головой.

— То ли еще будет тут! — посулил он.

А Отавинью подумал про себя: «Если бы я получил в свое ведение такую фазенду, ничего в жизни больше не желал бы!»

Бруну отвез Уере обратно в Арагвайю. Оттуда он собирался лететь в Минас-Жерайс. «Я должен сам посмотреть, как там живет Луана. И если этот мерзавец хоть что-то предпримет против моего ребенка — убью!» — пообещал себе Бруну.

А в это время Рафаэла крадучись выходила из комнаты старого Жеремиаса. Она что-то выносила оттуда и явно очень не хотела, чтобы ее застали с добычей…

У Бруну слово не расходились с делом, и, оставив Уере в Арагвайе, он полетел в Минас-Жерайс. Жеремиас как раз отсутствовал — осматривал свою новую фазенду.

«Ну и отлично, — решил Бруну, — ему ферма, мне — жена».

Жудити страшно испугалась, увидев на пороге Бруну, который спросил, где ему найти Луану.

Но Луану не надо было искать. Услышав голос Бруну, она сама вышла в холл.

— Здравствуй! — поздоровался Бруну. — Ну что, поедем домой?

У Жудити замерло сердце: что она скажет хозяину, если он приедет и не найдет здесь Луаны? Он же весь дом разнесет!

— Не поговорив с сеньором Жеремиасом, по-моему, уезжать не следует, — осторожно проговорила она.

Луана тоже так думала и попросила Бруну не торопиться.

— А я бы не стала ждать! — заявила подошедшая на голоса Рафаэла. Она мгновенно поняла, что происходит и о чем идет речь, и всячески стал советовать Луане ехать немедленно.

Но толку от ее советов было немного, Луана привыкла все решать сама, и раз она сказала, что сейчас она не поедет, то ничто не могло ее заставить переменить решение.

Так встреча и кончилась, к великой радости Жудити и немалому огорчению Рафаэлы.

Но не таков был Медзенга, чтобы, получив отказ, удовлетвориться им.

Жудити стала хвалить Луану за то, что та не уехала без ведома дядюшки.

— Ты же сама понимаешь, увези тебя Бруну, старый Жеремиас начал бы против него настоящую войну, — сказала она.

А Луана про себя подумал: «Нет, я все хочу решить миром! Мой ребенок не должен расти и постоянно слышать «проклятый Медзенга!» или «проклятый Бердинацци!» и чувствовать себя проклятым. Он должен расти в атмосфере любви и доверия».

— Да, я все понимаю, — сказала она вслух, но сидеть и болтать с Жудити ей не хотелось, она тосковала по Бруну и жалела, что Медзенга с Бердинацци никак не могут сговориться.

— Я что-то устала, — сказала она вскоре, — пойду-ка лягу пораньше спать.

А когда пришла к себе в комнату, то нашла там Бруну, и сама не знала, радоваться ей или горевать.

Но горевать оказалось некогда: они так стосковались друг без друга, что даже не говорили, а обменивались жадными, отчаянными поцелуями.

Глубокой ночью, когда Жудити, по своему обыкновению, обходила дом, она услышала из комнаты Луаны голос Бруну и опять похолодела от ужаса.

— А на рассвете полетим домой, так, моя голубка? — слышался голос Бруну.

Что отвечала Луана, Жудити не расслышала, но поняла, что ей теперь не спать до рассвета. Она лежа и думала, пытаясь найти слова, какими можно было бы помягче рассказать хозяину о бегстве Луаны.

С утра пораньше Жудити заглянула к Луане в комнату и застыла на пороге со счастливой улыбкой: Луана мирно спала на своей кровати. Она была одна.

— Бруну только утречком улетел, — ехидно заявила за завтраком Рафаэла.

— А когда ты скажешь хозяину, что и твой ребенок Медзенга? — так же ехидно ответила ей Жудити.

— Никогда! — сердито бросила Рафаэла. — В этом доме стало что-то уж слишком много Медзенга. Мой ребенок будет Бердинацци. Я нисколько не сомневаюсь, что он от Отавинью.