Стелла Чаплин - Бабник

Но я еще не успела сказать спасибо и рассказать ей о Холли, как она захлопнула альбом и отдала его мне. Она оттопырила нижнюю губу так, что показалась ее слюнявая десна.

– Здесь есть интересные снимки, но это не для нас, – самодовольно объявила она мне. – У «Сливок» более передовое направление.

Она говорила с безапелляционным северным акцентом. Думаю, ей около двадцати четырех лет.

Именно этого я и ожидала. Меня выставляли вон. В следующую минуту эта новоявленная Лара Крофт, ангел тьмы, скажет мне, что я слишком стара и несовременна для «Сливок». Наверное, их кадровая политика состоит в том, чтобы не допускать в штат людей без пирсинга.

– Дело в том, – начала я, – что до сих пор я работала только в ежедневных газетах. Там требуется абсолютно другой материал, поэтому и хотела бы сменить направление.

На секунду я почувствовала странное желание защитить «Слухи». Может, это и мусор, но мы продавали больше экземпляров в день, чем «Сливки» продают за месяц. И нечего ей так задирать передо мной нос.

Атланта ничем не показала, что слышала меня. Она просто продолжала:

– Наш отдел моды – это не только одежда. Мы стремимся передать дух времени, стиль жизни. Это касается и знаменитостей. Нас не интересуют банальные фотографии, наша цель – сцены из жизни, раскрытие тех аспектов личности, которых раньше никто не замечал. Своего рода духовный рентген. Необходимо уметь сблизиться с объектом съемки. Херве общался с Брэдом Питтом три недели, прежде чем сделал первую фотографию. Тут важно заслужить доверие. Умение провести грань между имиджем и личностью. Я всего лишь пытаюсь вам объяснить, что у моей уборщицы есть фотоаппарат, но я не собираюсь давать ей задания для «Сливок», потому что нам нужны фото не того, кого вы видите, а того, кого вы знаете.

– Я знакома с Натали Браун.

Клянусь вам, эти слова слетели у меня с языка раньше, чем я поняла, что собираюсь сказать.

– Натали Браун? – Атланте не удалось скрыть интерес. – Как близко вы знакомы?

– С пяти лет мы были с ней лучшими подругами.

– Правда?

Атланта снова открыла мой альбом и принялась внимательно рассматривать фотографии Холли.

– Нас вместе купали. – Черт, зачем я это говорю? – В следующем месяце она приедет в Англию, чтобы сняться здесь в нескольких эпизодах «Не звоните нам». Натали звонила мне вчера, чтобы сказать, когда приедет. Было приятно снова поговорить с ней. Она ничуть не изменилась.

– Ну-у, – протянула Атланта. – Если вы добудете для нас Натали Браун, мы можем взять ее на обложку. Мы пытались заполучить ее для первого номера, но она категорически отказывается общаться с прессой.

– Я договорюсь с ней, если хотите, – любезно пообещала я. – Я уверена, что, если буду ее фотографировать, никаких проблем не возникнет. Я дам высокую оценку вашему журналу и все такое. Есть только одна трудность: она может предпочесть другой журнал, с большим тиражом.

Я не добавила: «Что, съела, заносчивая сука?», хотя мне очень хотелось. Но, думаю, общую идею я все-таки донесла.

Атланта написала на обратной стороне своей визитной карточки домашний телефон и протянула ее мне.

– Позвоните мне, как только с ней договоритесь, – попросила Атланта. Теперь она превратилась в леди Любезность.

– Хорошо. А если вас не будет дома, я передам сообщение через вашу прислугу.

– Ха-ха-ха, – пропела Атланта.

– Ха-ха-ха, – подхватила я.

Что ж, я выиграла этот раунд, самодовольно думала я, спускаясь в лифте. Это была стеклянная кабина, так что я видела, как мимо меня проплывало все здание. На каждом этаже – свой журнал, целый мир новых возможностей, и я только что раскусила это – отлично.

– Сцены из жизни! – фыркнула я. – Претенциозное название пачки снимков и ничего более.

Но еще до того, как двери лифта открылись на первом этаже, мое настроение изменилось.

Зачем я притворилась, что мы с Натали до сих пор лучшие подруги? Неужели мне так хотелось сбить спесь с этой гонористой девицы? Натали не звонила мне, чтобы сказать, когда прилетает. Мы с Натали не разговаривали с шестого класса. С того дня, как она отбила у меня парня, и я потеряла их обоих.

Когда я познакомилась с Натали, она уже была звездой. Я увидела ее, когда в первый раз пошла в школу. Она прощалась с мамой. Когда я представляю себе эту картину, я снова вижу ее в голубом костюмчике и ее маму в облегающем шерстяном платье цвета морской волны, которое повторяло все соблазнительные линии и изгибы ее тела, курящей сигарету через черепаховый мундштук.

Но, скорее всего, этот образ сложился позднее: ни одна мать не оденется таким образом, провожая ребенка в школу. Даже мать Натали, которая работала моделью. Но сияние успеха окружало Натали уже тогда. Может быть, потому, что она держала спину чуть прямее, чем другие девочки – ее водили на уроки балета с трех лет, – или потому, что серебряная заколка, державшая ее блестящие темные волосы, была из взрослого, модного мира, или потому, что ее серьезные голубые глаза под бровями идеальной формы смотрели на пугающий большой мир с непоколебимой уверенностью. Но, как бы то ни было, она меня околдовала. Я сразу бросилась занимать место за ее партой, пока меня никто не опередил.

Натали была единственным ребенком у своих родителей, отец с ними не жил, у нее был серый кролик по кличке Флэш, и она собиралась стать балериной, когда вырастет.

Натали решила, что будет забавно, если тыкать мне в бок остро заточенным карандашом, но, когда выяснилось, что я не взвизгиваю, ей стало скучно, и она переключилась на других одноклассников. После этого мы ни разу не подрались.

Она решала, в какие игры нам играть, с кем дружить, с кем враждовать, а перед кем задирать нос. Я надеялась, что хотя бы капелька ее очарования перейдет ко мне. Когда я научилась писать, одним из первых предложений, которое я накорябала под рисунком, изображавшим Натали в виде синего треугольника, украшенного драгоценностями, было: «Моя лучшая подруга – Натали Браун».

Это Натали назвала меня Линди. Она заявила, что Линда – слишком обыкновенное имя, и если я хочу быть ее подругой, то у меня должно быть такое имя, какого нет ни у кого. Несколько недель я была Линдереллой, но это быстро надоело. Мы вместе учились кататься на велосипеде в саду у Натали. Читали книги о балете. Мы обмеряли себя сверху донизу и записывали результаты в тетрадку. Мы поклялись: если толщина мизинца станет больше, чем полдюйма, мы немедленно сядем на диету. Нам было всего по семь лет, и этот показатель казался нам таким же жизненно важным, как и все остальные.

Мы одновременно переболели свинкой. Смеялись над одними и теми же шутками в телешоу. Целый год разговаривали между собой на своем шифрованном языке, приводя всех окружающих в бешенство и катаясь от хохота. Тренировались в поцелуях, целуя руки друг друга, и потом выставляли оценки по десятибалльной системе, как в фигурном катании. Воровали в «Бутс» лак для ногтей. Мы упросили мам послать нас в одну среднюю школу, чтобы не разлучаться. Время от времени Натали пропускала занятия: она уже тогда работала моделью. Постеры с ее изображением висели в супермаркете. Она улыбалась, собираясь откусить кусок большого румяного яблока. Это была рекламная кампания здоровой пищи.