Дениза (Деннис) Робинс - Сладкая горечь

– Но это так на тебя непохоже! – быстро вставил он. – Прошу тебя, скажи мне прямо, что тебе наговорила обо мне мадам Тибо?

– Так ты знаешь… что она приходила? – задыхаясь, проговорила Рейни.

– Твоя мать мне сказала.

– Тогда ты должен знать и о том, что она мне рассказала.

– Нет, Рейни. Ивонн Тибо способна наговорить Бог знает чего. Но я готов сказать тебе всю правду. Клянусь Богом, что никогда в жизни не солгу.

Рейни кивнула. В это утро она была едва жива и совершенно опустошена. Казалось, что в ее душе больше нет места никаким чувствам. Не то чтобы ей хотелось видеть Армана, но все же она ощущала что-то похожее на успокоение. Рейни снова видела перед собой Армана, и вера, подорванная мадам Тибо, медленно возвращалась.

Ей захотелось заплакать… или улыбнуться. В общем, испытать какие-то эмоции. Она и сама толком не знала, чего ей хочется. Поэтому просто лежала – ее рука в его руке, – а по щекам катились слезы. Арман стал рассказывать об Ивонн Тибо и о себе.

– То, что она сделала, непростительно, – закончил он. – Но это она от ревности. Она всегда была такая, а теперь узнала, что мы никогда не будем вместе…

– Но ты… любил ее?

– Я был молодой, одинокий. Я любил молоденькую девушку, которая любила меня… – словно извиняясь, пробормотал Арман и улыбнулся.

– Понимаю, – кивнула Рейни.

– Ты просто чудо! – воскликнул он и, наклонившись, поцеловал ее руку.

Она слабо рассмеялась.

– Не нужно никаких душещипательных сцен. Только в мелодрамах мужчины и женщины восклицают, обращаясь к друг другу: «Ах, мне казалось, что я никогда больше тебя не увижу!» Скажу честно, мадам Тибо мне сразу не понравилась, и я решила, что должна выслушать и тебя…

– Но все-таки ты во мне усомнилась?

Рейни закрыла глаза. У нее на ресницах блестели слезы. Как ему хотелось осушить их поцелуями!

– Что мне особенно не понравилось, – сказала она, – так это то, что, по ее словам, ты хотел, чтобы вы возобновили встречи после нашей помолвки…

– Какая чудовищная ложь! – возмутился он. – Я делал все возможное, чтобы Ивонн оставила меня в покое. Конечно, я ничего не могу доказать, но…

– Не продолжай, – остановила его Рейни. – Я тебе верю. Женщины похожи на кошек. Особенно разочарованные.

Он снова поцеловал ее руку. На этот раз слезы заблестели на его ресницах.

– Рейни, Рейни, я никогда не смогу отблагодарить тебя… Я не имею права даже любить тебя… Но все-таки буду! Умоляю тебя, любимая, постарайся принять правильное решение и не наделать ошибок!

– Я постараюсь, но это трудновато. У меня все еще сумбур в голове…

– Твоя мать сказала, что вы уедете в Лондон, как только поправится графиня.

– Да. Потом я встречусь с Клиффом… А потом, наверное, отправлюсь в кругосветное путешествие или куда-нибудь в этом духе… – проговорила Рейни со смехом, но слезы по-прежнему катились по ее щекам.

– Ну что ж, – вздохнул Арман. – Уезжай подальше ото всех. Тебе нужно побыть одной.

– Теперь, когда я поговорила с тобой, мне гораздо лучше, – прошептала Рейни. – Понимаешь, Арман, если бы ты упал со своего пьедестала, я бы этого не пережила…

Он слегка опешил.

– Прошу тебя, не надо никаких пьедесталов! Мужчинам такие штуки не по душе. Во-первых, это весьма шаткое положение, а во-вторых, в моем случае это совершенно незаслуженно.

Она улыбнулась сквозь слезы. В глубине души она почувствовала, что единственное ее желание сейчас – это броситься к нему в объятия, целовать его и чтобы он целовал ее… О Лондоне и о Клиффе она вспоминала почти со страхом. Но в ней было сильно развито чувство долга. Верность старой любви требовала, чтобы она уехала из Шани и рассталась с Арманом. Семья немало навредила Клиффорду тем, что перехватывала их переписку. Но еще более непорядочно поступила бы Рейни, отвергни она Клиффорда лишь на том основании, что усомнилась в его искренности, или из-за того, что привязалась к Арману…

Арман достал носовой платок и вытер ей слезы.

– Ты совсем как маленькая девочка, и я обожаю тебя, – сказал он, покрывая ее руки поцелуями.

Потом он поднялся и поспешно вышел, боясь, что не сможет отвечать за себя, если останется еще хотя бы на минуту. Но в дверях успел проговорить:

– Дай мне знать, как ты, мое сокровище… И будь счастлива! Если я понадоблюсь тебе, только скажи…

Когда в спальню вошла миссис Оливент, Рейни все еще всхлипывала, однако сиделка, пощупав пульс, заметила, что мадемуазель чувствует себя значительно лучше.

До отъезда в Англию Рейни ни разу не видела Армана. Но она очень скучала по нему, и это не было для нее неожиданностью. Несколько раз она с огромным трудом воздерживалась от искушения позвать его, но понимала, что это будет непорядочно.

К началу августа бабушка уже настолько оправилась от удара, что могла самостоятельно спускаться по лестнице и нормально говорить. Впрочем, болезнь не прошла бесследно. После удара старуха очень сдала, хотя и не утратила своей былой отваги. Несгибаемая воля помогла ей пережить два страшные войны. С неохотой, но все-таки пришлось согласиться с тем, что обстоятельства требуют возвращения любимицы внучки в Лондон. Графиня написала Арману, что ничего так не желает, как того, чтобы он вернулся в Шани и закончил реставрацию замка. Тем более что, по расчетам архитектурного бюро, работы оставалось на неделю-другую. Словом, это означало, что Арману снова предстояло приехать в Шани.

Рейни пожелала уехать чуть раньше. Для старой графини было большим огорчением, что внучка наотрез отвергала возможность сохранения помолвки в силе. Мягко, но твердо девушка дала понять бабушке и матери, что намерена дать Клиффорду шанс оправдаться в ее глазах после того, как они сделали все, чтобы погубить их роман.

Андрина де Шани неохотно, но в конце концов смирилась с этим положением вещей. Но в день, когда мать и дочка собирались лететь в Лондон, она шепнула Рейни:

– Возвращайся поскорее… Ко мне и к Арману!

Рейни не ответила. Она по-прежнему не знала, на что решиться. Но в одном была уверена: нужно садиться в самолет и лететь за тридевять земель, подальше от замка, в котором ей довелось изведать такую сердечную печаль. Увы, даже мысль, что она скоро увидит Клиффорда (а она уже отправила ему телеграмму о своем приезде), даже эта мысль не заглушала боли, которую причиняла Рейни разлука с Францией и с Арманом.

Клиффорд сидел в машине на Кенсингтон-роуд и курил. Он ждал Рейни. Это было их любимое место встречи. Обычно Рейни брала на Найтбридж такси и приезжала сюда. Светило ласковое августовское солнце и слегка золотило листву. Лондон в эту пору был особенно приветлив… Но Клиффорда все раздражало. Все порядочные люди уже давно разъехались кто куда. Даже Лилиан Фитцборн укатила с папашей на итальянскую Ривьеру.