Элейн Ричардс - Магнат

Сэнди попыталась напрячь память:

— Может быть. Не знаю. Мне не удается четко представить себе картину происшедшего.

— Ну ладно. — Он вновь осмотрел ее глаза, растягивая поочередно веки большим и указательным пальцами. — Послушайте, Сэнди, возможно, я что-то не понимаю, но в вашей крови было слишком много алкоголя и элениума. Для полиции — это автомобильная авария в состоянии алкогольного опьянения, и боюсь, что газеты уже расписали ваше пристрастие к алкоголю и наркотикам. Откровенно говоря, мы считаем, что это была попытка самоубийства. Я ничего не утверждаю, но думаю, что симулировать потерю памяти не в ваших интересах. Если же вы действительно ничего не помните, нам придется прибегнуть к тщательному обследованию.

Ужас ледяной рукой сдавил сердце Сэнди.

— Доктор Фишман, я не пила и не принимала повышенной дозы элениума. Мне необходимо кое-кого повидать.

Зазвонил стоящий на тумбочке телефон. Фишман встал и поднял трубку. Во время разговора он продолжал пристально смотреть на Сэнди.

— Да, я передам ей. — Он прикрыл трубку ладонью. — К вам посетитель, Джефф Коннери.

— Да! — почти закричала она. — Пожалуйста, пропустите его.

Врач кивнул:

— Все в порядке, он может пройти. — Фишман положил трубку. — Мне кажется, что его приход создаст еще больше проблем.

Сэнди почувствовала, как в ней поднимается злость на этого хорошего и опытного врача. Возможно, незаслуженно было обвинять его в предвзятости или некомпетентности, но ей ничего не оставалось.

— Доктор Фишман, я не могу согласиться с вашим диагнозом, — твердо заявила она. — А обследования я не боюсь.

Фишман засопел от обиды:

— Не понимаю, почему вы так нервничаете. Я знаю вас уже много лет, Сэнди, и питаю к вам искреннее уважение. Я всего лишь честно и откровенно сказал, что вы нуждаетесь в помощи. Вы оказались в трудной ситуации.

— В более трудной, чем когда-либо раньше, — согласилась Сэнди. — Вы разрешите мне побыть одной?

— Да, конечно, — сказал врач и вышел из палаты.

Ничего не поделаешь, после стольких лет общения с Фишманом ей придется подыскивать другого врача. А она верила его диагнозам, раздевалась перед ним, чувствовала на коже его пальцы, смеялась его неостроумным шуткам. Как большинство женщин, она относилась к своему врачу как к маленькому божку. Объективность появилась позже.

Джефф с перекинутым через руку пальто быстро вошел в комнату. Бросив пальто на спинку стула, он присел на кровать и обеспокоенно спросил:

— Ну, что случилось?

Она изо всех сил сопротивлялась переполнявшему ее желанию воскликнуть: «Джефф, слава Богу, вы здесь!» — и обвить руками его шею. Издерганные нервы подталкивали ее на такой поступок, но гордость призывала к сдержанности. В результате она только попыталась улыбнуться и прошептала:

— Я не знаю, и сама хотела бы, чтобы мне рассказали, что со мной случилось.

Его лицо было искажено от волнения.

— Я читал газеты. Вы действительно были пьяны?

— Нет, — ответила она. — На меня напали и пытались запугать. Я думаю и даже уверена, что они метили не только в меня, но и в нас обоих.

— О'кей.

Нажав кнопку, она приподняла половину кровати, чтобы сесть, и рассказала Джеффу о том, что случилось прошлым вечером. Она пыталась оставаться объективной, не плакать и не впадать в истерику. Но ей это не удалось. Когда она начала рассказывать о том, как убегала от погони и как упала, ее ладони сжимали руку Джеффа.

— Я не помню, что произошло потом, — продолжала Сэнди. — Клянусь Богом, не помню. Возможно, я остановила полицейскую машину или «скорую помощь». Вероятно, кто-то предложил мне выпить, чтобы я как-то успокоилась, я и выпила, решив, что это вода, но где это случилось, по дороге или уже в больнице, я не помню.

Джефф выслушал ее, не выражая никаких эмоций.

— Откуда у вас ушибы и порезы?

— Не знаю. Я не могу даже сказать, где они находятся. Думаю, мне дали какое-нибудь обезболивающее.

— Хотите взглянуть? Я выйду.

Она покачала головой и подняла рукав ночной рубашки. На плече было огромное темно-синее пятно.

— Господи Иисусе! — прошептала она.

Он взял ее за руку и осмотрел синяк.

— Наверняка еще несколько таких же синяков есть у вас на груди и на бедрах. Странно, что они не поработали над вашим лицом. Уверен, что если вас осмотрит любой врач, он сумеет доказать, что эти ушибы были получены, когда машина врезалась в дерево. Держу пари, что и порезы у вас на теле соответствуют характеру повреждений машины.

— Вы считаете, что они взяли мою машину из гаража, разбили ее, а затем избили меня?..

— И замели все следы. Хороший специалист может избить вас так, как это ему необходимо. — Он помолчал и добавил: — Или сбить машиной девочку, где ему угодно, и переломать ей кости, как ему угодно.

Она поняла:

— А алкоголь и элениум?

— Вы были в шоке и не понимали, кто находится рядом с вами. Они давали вам таблетки и выпивку. Возможно, водку с фруктовым соком, чтобы вы не могли почувствовать вкуса спиртного. Эти сволочи все продумали.

— Включая мое увольнение? — спросила она резко. — Или, может быть, Ден Арлен все это устроил, чтобы иметь основания выкинуть меня со студии?

Джефф оставался серьезен.

— Арлен по сравнению с другими телевизионными шишками вполне приличный человек, но и он не бескорыстен. Здесь замешан кто-то с толстым бумажником.

Сэнди опустила голову на подушку и почувствовала, как боль распространяется по всему телу.

— Что же делать, Джефф? Я боюсь возвращаться домой.

— И не надо этого делать. Снимите номер в гостинице. — Он помолчал, а затем снова заговорил: — Понимаете, Сэнди, я думаю, они хотели запугать вас настолько, чтобы заставить отказаться от расследования обстоятельств смерти вашего мужа. Думаю, они обеспокоены тем, что вы делаете, и собираются убрать вас с дороги.

— Чем это грозит? — спросила она. — Они убьют меня?

— Нет, если вы успокоитесь. Если же будете упорствовать, они примут более жесткие меры. Пойдут они на убийство или нет, этого я вам сказать не могу.

Сэнди чувствовала тепло его руки, прислушивалась к своим ощущениям и изучала его лицо, пытаясь увидеть его истинную сущность за складками и морщинами прожитых лет. Она помнила мальчишескую привлекательность этого лица на фотографиях и в сюжетах новостей, помнила его хорошо поставленный, звучный голос, разносящийся на митингах и на съездах демократической партии. Этот человек был звездой средств массовой информации, как раньше такой же звездой был его брат, и всех интересовало, почему он так опустился, почему начал пить и развратничать. Его деградация стала объектом сплетен и излюбленной темой бульварной прессы. Теперь на его лице Сэнди видела страдание и усталость, но также силу воли, которую он старался не выказывать.