Татьяна Веденская - Гений, или История любви

— Нет, ты посмотри! — крикнула женщина. — Она меня даже не узнает. Элиза, ты что, хочешь сказать, что я богатой буду? Это просто смешно!

— Ингрид? — ахнула Соня, когда женщина сняла очки.

Та стояла и улыбалась, довольная произведенным эффектом. Она стала даже красивее, чем тогда, когда Соня увидела ее впервые. Дорогая одежда была подобрана безукоризненно, легкий загар невероятно шел ей, короткая стрижка и ореховый цвет волос — что-то новое — тоже удивительно поменяли ее в лучшую сторону — она стала более изысканной, более аристократичной.

— Да! Это я. Прошу любить и жаловать! Но как ты тут оказалась? Мы-то здесь тратим его деньги, это наша главная задача. Медовый месяц во Франции — что может быть банальнее? Что может быть дороже? Это его идея. Я хотела ехать в Таиланд, там веселее. — Ингрид беззаботно щебетала и изредка бросала короткие, полные нежности взгляды на мужчину в шортах. Он отвечал ей тем же. Его глаза горели, на Соню он практически не смотрел.

— А ты так и помалкиваешь? — спросила Ингрид, когда запас ее слов чуть истощился. — Антошка, помнишь, я тебе рассказывала, что знала девушку, которая всегда молчит. Так это она.

— Ага, — пробормотала Соня, краснея.

Интересно, что она еще рассказывала этому… Антошке?

— Знаешь, я тоже все мечтаю научиться хоть иногда молчать. Не понимаю, как Антошка выносит мое постоянное чириканье.

— Нормально выношу, — усмехнулся упомянутый Антошка. — Ингрид, мы опоздаем. Мне-то все равно, но если тебе еще хочется туда пойти…

— Ой, хочется! Хочется, Антош. Сейчас! — Ингрид приблизилась к Соне. — Слушай, я так рада тебя видеть. Мы просто обязаны посидеть и поболтать немного. А? Ты сможешь? Мы сейчас должны ехать на один закрытый показ, я хочу там одно платье прикупить, а потом… Антош… — Ингрид повернулась к мужу: — Можно я после показа с Элизой встречусь?

— Ингрид, если хочешь, ты можешь пригласить Элизу к нам в номер, — предложил он.

— О, мы лучше в кабаке посидим каком-нибудь! — замотала головой Ингрид. — Тут на каждом углу кабаки.

— Я вызову водителя, — моментально среагировал на слово «кабак» Антошка.

— А вот это давай, — усмехнулась Ингрид и пояснила, что уже умудрилась как-то разбить «Порше», еще в Берлине, правда, когда ехала от подружки подшофе. — Ужас, что было. Я сама чуть не разбилась. Теперь пьяной за руль — ни за что. Никогда. Ну, до вечера?

Соня кивнула. Женщина, которую, как она считала, она погубила, стояла перед ней, смеялась и поправляла бриллианты на шее. Это было странно.

Кафе и ресторанчики Парижа — не те, конечно, в которые Ингрид водил ее молодой муж, а обычные, которых там миллион, — Соня обожала. Много людей, много разговоров вокруг, и никому нет до нее никакого дела. Даже тем, с кем она пришла. Но больше всего она любила сидеть в кафе одна. В обеденный перерыв или после работы, с книжкой в руках или без нее. Ингрид и Соня встретились на Гревской площади, около Ратуши, и пошли пешком. Ингрид предлагала поехать в «Le Doyen», говорила, что в восторге от лукового супчика, что там реально круто готовят, но Соня только помотала головой. Она знала место получше.

Тихий семейный ресторанчик неподалеку от представительства, где служила Соня — ее любимый, — был вполне типичным для Парижа. Он не был рассчитан на туристов и демонстрировал это всеми доступными способами — отсутствием меню на английском, отсутствием красочных фотографий еды, отсутствием улыбок на лицах официантов. Это был ресторан для своих, с хорошей едой и плохой старой мебелью. Столик, за который усадили Соню и Ингрид, раскачивался, одна ножка была короче оставшихся двух. Они сели на улице, было тепло, хоть вечер уже и принес некоторую прохладу.

— Хорошее место? — уточнила Ингрид, с сомнением стряхивая крошки с хлопковой скатерти в крупную красную клетку.

— Ага, — кивнула Соня, улыбаясь.

Сейчас, как никогда раньше, Ингрид была самой собой, с этой комичной готовностью принести себя в жертву и присесть на плетеный ротанговый стул.

— Ладно, приходилось сидеть и похуже. Помнишь это жуткое место в Казани, которое они называли столовой?

— О да! — хмыкнула Соня.

Ингрид лениво перелистала меню, потом закрыла его.

— Я не знаю французского. Все как-то не соберусь за него сесть. Антошка знает и французский, и итальянский, так что я всегда могу объясниться через него. Но вообще надо. Нужно же как-то себя развивать, верно?

Ингрид щебетала за двоих, а Соня только смотрела на нее и улыбалась. Она была на самом деле бесконечно рада видеть ее снова, такой прекрасной и живой. Носить в себе память об израненной женщине, обездвиженно покоящейся на больничной койке, было непросто.

— Ну а ты как? Ты тут в отпуске?

— Нет. — Соня покачала головой.

— Работа?

— Да.

— Ты музыку-то забросила? — спросила Ингрид, которая до сих пор полагала, причем совершенно искренне, что Соня — прирожденный музыкант.

— Ага.

— Ну и правильно! — Ингрид кивнула.

Официантка подошла к ним почти сразу. Она знала Соню, даже как-то с ней общалась, рассказывала о своем молодом человеке. Он был коммунистом и считал, что все нужно взять и поделить, совсем как Шариков. Девушка была возмущена, она не хотела ничего делить. У них и делить-то пока было нечего, но молодой человек был красивый и хороший, и девушка размышляла, что же ей делать. Во Франции сейчас либо в коммуниста упрешься, либо в эмигранта. Сложно все. Соня ее всегда слушала и улыбалась, и ее здесь теперь считали за свою. Через несколько минут на их столе появился чесночный хлеб и две чашки ароматного кофе.

— Боже, какая прелесть! Они что, пекут сами? — восхитилась Ингрид, стоило ей откусить кусочек.

Соня кивнула. Сама она не была голодна, но кофе отпила с удовольствием.

— Надо будет сюда Антошку притащить. Он все хочет открыть французский ресторан в Москве. Я ему говорю: ресторан будет требовать внимания. А мы в Москве бываем раз в полгода. Все же разворуют! Это ж Россия. Он, дурачок, пересидел в Европе, у него все понятия сдвинулись.

— У вас все в порядке? — спросила официантка по-французски, поправив их скатерть и заменив пепельницу.

Ингрид по-прежнему курила.

— Oui, — тихонько ответила Соня.

Официантка кивнула и отошла. Женщина, с которой пришла Соня, поразила ее, настолько странно они смотрелись вместе.

— Ого, ты уже по-французски шпаришь вовсю! — восхитилась Ингрид.

Соня пожала плечами и посмотрела на прохожих. Ей так много хотелось бы узнать. Она не была уверена, что Ингрид готова с ней говорить о том, что Соне интересно. Ведь никто не может исцелить раны до конца. Соня боялась, что может каким-то образом сделать Ингрид больно. Каким-нибудь лишним вопросом, неловкостью, бестактностью. Но Ингрид сама решила все за Соню.