Татьяна Веденская - Гений, или История любви

— Значит, ты теперь одна? Вы с Готье тоже расстались?

— Да, — кивнула Соня, и глаза ее загорелись.

И сразу стало ясно, что им двоим, по сути, больше не о чем говорить, кроме как об этом их общем прошлом, и по каким-то причинам им обеим это интересно и даже нужно — вспомнить что-то, погрузиться на пять минут в прошлое, после которого настоящее засияет еще ярче. Как два случайно выживших после крушения «Титаника» человека, они были объединены только этим прошлым. Больше-то их ничто не связывало.

— Вообще, это так странно, что мы тут с тобой встретились, верно? Я имею в виду… я думала, что никогда не смогу больше взглянуть ни на кого из вас. Особенно на тебя. Я спаслась бегством из Москвы тогда, и серьезно, я думала, что мне будет больно даже смотреть на карту Москвы. А теперь мы сидим с тобой здесь, словно бы ничего не было. Главное, я действительно тебе рада.

— Я тоже, — сказала Соня, чувствуя, как слезы все же наворачиваются на глаза.

— Вы давно расстались? Нет, ты не волнуйся, у меня к нему уже ничего не осталось. Правда. Мне просто интересно. Это странно, но это так. И мне даже жаль, что вы расстались. Я думала, вы будете вместе. Нет, правда! Вы так подходили друг другу!

— Нет, — возразила Соня, хмурясь, но Ингрид ее не слышала.

— Вкусный салат, — удивилась Ингрид, отправив в рот на кончике вилки фирменный салат этого ресторан — щедрая смесь зелени и морепродуктов. — Очень даже. Знаешь, а ведь я потом много думала о том, что случилось. Я ведь считала, что моя жизнь кончена. Меня родители даже к какому-то жуткому психиатру водили показывать, лечить мое разбитое сердце. А сейчас я сижу и думаю: что в нем было такого? Почему я так сходила с ума? Я ведь думала, что это будет конец. Помнишь, какой был кошмар, да? Какой же я была дурочкой. Согласна? — Ингрид смущенно улыбнулась.

— Ингрид… — с мольбой посмотрела на нее Соня.

— Нет, не волнуйся. Правда, я даже хочу об этом поговорить. Антошка ничего не знает. Я ему ничего не говорила, потому что он бы мог как-то навредить Готье. А я этого не хочу. Знаешь почему?

— Нет. — Соня удивилась.

Ведь Ингрид действительно могла бы мечтать о мести. О реванше или просто о компенсации. Готье был совершенно ужасен, он был просто недопустим. Ингрид не заслужила ни одной капли того унижения и кошмара.

— Но ведь я его действительно любила, понимаешь. Три года! Кошмар. Что-то такое было в нем… Талант. А кроме этого таланта — ничего. Все остальное я просто придумала. Он никогда не стал бы тем, с кем можно быть счастливой. Знаешь, Элиза, что я поняла теперь очень хорошо: счастье и любовь — они далеко не всегда вместе, и что даже если любить очень, очень сильно такого человека, как Готье, никогда не будешь счастливой, что бы ни сделала, что бы ни предприняла. Он всегда найдет повод сделать тебя несчастной. Он просто так устроен. Он недоволен миром, недоволен собой и больше всего ненавидит это простое бытовое счастье. Оно лишает его вдохновения. Он не хочет быть счастливым, он хочет писать песни, и чтобы все вокруг рыдали и мучились, а он будет списывать с них свои образы.

— Да! Да! — кивнула Соня. Это было в точности то, что она и сама думала о Готье. И как интересно, что Ингрид сказала это вслух, да еще так точно, такими словами, которыми бы и Соня это сказала.

— А я хотела быть счастливой. Я хотела любить. Я бы должна ненавидеть Готье, а я ему благодарна. И тебе благодарна тоже. Веришь? — усмехнулась Ингрид, доедая салат.

— Нет. Не-а! — Соня замотала головой и тоже рассмеялась.

— Объясню почему. Я бы ведь могла просидеть рядом с Готье не три, а тридцать три года. Я же была буквально помешана на нем. Я бы сошла с ума, спилась бы и все равно бы в итоге выпрыгнула бы из какого-нибудь окна, потому что он такой уж человек. Он бы все время каким-нибудь образом объяснял мне, что это все из-за меня, что это я плохая, все делаю не так, мешаю ему, все порчу, что я лишаю его сил, что ему скучно! А я бы верила во всю эту чушь. Боже мой, я даже сейчас злюсь. Он… он настоящий враг женщин, ты понимаешь?

— Да, — кивнула Соня.

— Он сделает все, чтобы разрушить счастье, убить любовь. Рядом с ним все живое умирает. Это просто такой человек. Он только песням предан по-настоящему. Ему даже на успех плевать.

— Антагонист, — пробормотала Соня.

Кто-то когда-то рассказывал ей о ролях в кино. Любовник, соратник, главный герой. Антагонист, главная задача которого — препятствовать главному герою в достижении целей. Ингрид определенно была главной героиней. И Готье, ставший главным противником на ее пути к счастью, помешавший ей любить.

— Что? Кто? — переспросила Ингрид.

— Ничего. — Соня покачала головой. Она даже не помнила, кто именно рассказывал ей об этом. В ее жизни было так много людей и так много разговоров, она слышала столько историй, столько планов и сокровенных тайн, столько запретных знаний было с ней разделено. Все это оставалось где-то в глубине ее памяти, неожиданно всплывая в нужный момент.

— Готье чуть было на самом деле не разрушил меня. Я прошла по краю пропасти, — добавила Ингрид.

— И ты благодарна? — переспросила Соня негромко.

Ингрид остановилась. Она долго смотрела куда-то вдаль в глубокой задумчивости. Ее гибкая, красивая обнаженная рука не двигалась, сигарета догорала сама по себе. Ингрид была печальна, но печаль эта была другая, мимолетная. В теплом свете вечерних фонарей ее лицо казалось еще красивее, и бархат ночного неба только подчеркивал белизну ее одежды. Соня просто не понимала, как можно не любить такую женщину, особенно если она смотрит на тебя полными обожания глазами. Что-то было глубоко неправильно с Готье, и он сам больше других страдал от этого, даже не осознавая. Какова цена жизни без счастья? Неужели музыка того стоит? Соня не могла себе этого представить.

— Когда я приехала в Берлин, я хотела умереть. Я не верила в то, что смогу когда-то снова улыбаться. Мне хотелось плюнуть в лицо психиатру, который говорил мне, что это пройдет. Я собиралась тайно любить Готье всю жизнь. А потом… весной мама взяла меня с собой в Лондон. Я не хотела ехать. Ты была в Лондоне?

— Нет.

— Красивый город. Своеобразный. Мне, правда, больше нравится Париж. Поэтому-то мы и здесь. У Антошки в Лондоне квартира, он хотел бы жить там. Слушай, я не знаю, как так случилось, но после того, как я вдруг очнулась там, в Лондоне, и огляделась, и подумала: какого черта, ведь все изменилось! Я встретила Антошку. Он же, знаешь, такой… нормальный до безобразия. Никаких талантов, одни деньги. Бизнес и гольф. Он меня в рестораны водил, дарил цацки, знакомил с друзьями. Ему нужна я и только я. О том, что я когда-то пела, он даже не вспоминает, ему музыка безразлична. Он хочет детей. Он хочет, чтобы я была счастлива. У него такая улыбка… знаешь, добрая. И ему плевать, курю я или нет. Кстати, хочу теперь бросить. Если уж рожать, то лучше бросить. А свадьба у нас была знаешь какая?!