Мириам Рафтери - По вине Аполлона

– Я ничем не занималась, поскольку ты велел мне оставаться дома, – пожаловалась Виктория. – Мне было ужасно скучно. Тейлор не разрешила мне даже пойти с ней к Пруденс…

– Куда? – Натаниэль наклонился вперед, стиснув в ладонях руль.

– Пруденс пригласила меня на чай, – объяснила я. – Я не видела ничего плохого в том…

– Не видела ничего плохого? Ничего плохого? Что если бы она спросила тебя о…

Он умолк, внезапно вспомнив о присутствующих.

– Спросила бы о чем? – задала вопрос Виктория, устремив на меня пристальный взгляд.

– Господи, девочка, неужели никто не научил тебя, что дети должны вести себя так, чтобы взрослые их видели, но не слышали? – заметила с укоризной тетя Фейс.

– Девочка здесь права, – шеи моей коснулось отвратительное дыхание дяди Эфраима. – Скажи нам, Натаниэль, что такое должна объяснить Тейлор?

– Ничего. Забудьте об этом. – Натаниэль застыл, откинувшись назад. – И как ваше чаепитие?

– Все прошло чудесно, – поспешила я успокоить его. – Мы мило побеседовали… и я несомненно узнала Пруденс намного лучше. – С рассказом об ее увлечении Феннивиком приходилось ждать, пока с нами находилась Виктория и эта динамичная парочка на заднем сиденье. К тому же на балу я могла узнать что-то новое. Нужно будет понаблюдать за Феннивиком, если он там появится…

Черты лица Натаниэля разгладились.

– Хорошо. Теперь ты видишь, как она очаровательна.

– Она вне всякого сомнения настоящая красавица, – заметила я. – А как прошел твой день?

У него заходили на скулах желваки.

– На одном из моих складов произошел пожар.

– Пожар? – дядя Эфраим наклонился вперед и быстро заговорил, брызжа слюной. – Ущерб большой? Что стало причиной?

– Сгорело несколько ящиков с импортным товаром, но, к счастью, огонь удалось потушить, прежде чем он успел нанести серьезный ущерб. Начальник пожарной охраны считает, что это был поджог.

– Поджог! – вырвалось у меня. – Но зачем кому-то понадобилось поджигать твой склад?

– Полагаю, это было предупреждение, – проговорил он мрачно, – посланное моим врагом, который не привык проигрывать.

Руф, подумала я, вспомнив слова Натаниэля, что ему угрожали расправой за какие-то его дела с мистером Шпреклзом. Узнать что-либо еще мне, к сожалению, не удалось, поскольку в этот момент мы въехали на подъездную аллею перед особняком Пратвеллов.

– Я думала, намечается небольшой обед – ну, ты знаешь, только для друзей и родственников, – шепнула я Натаниэлю, когда, пройдя через громадный вестибюль, в котором с легкостью уместилась бы вся моя квартира, мы вошли в бальный зал, где толпилось более сотни гостей. Зал был роскошным, даже, пожалуй, слишком, с покрытым позолотой потолком, мраморными колоннами, украшенными резными виноградными гроздьями, и фонтаном с шампанским, в центре которого возвышались на белом пьедестале статуи трех херувимов, совершенно обнаженных, если не считать стратегически расположенных гипсовых складок.

– У Пратвеллов хватает и тех, и других, – ответил Натаниэль.

– Посмотрите! – Виктория хихикнула и, поспешно прикрыв ладошкой рот, метнула головой в сторону двух молодых женщин, кокетливые наряды которых составляли резкий контраст с их мрачными лицами. – Это сестры Пруденс. Правда, они похожи на мачехиных дочек в «Золушке»?

– Нехорошо так говорить, Виктория, – сурово произнес Натаниэль.

– Как их зовут? – спросила я.

– Прюнелла и Присцилла, – ответил он.

Виктория подмигнула мне и зажала пальцами нос. Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

К нам с сияющим лицом подошла Пруденс. Я не поверила своим глазам.

На ней была та самая брошь. Феннивик, как я и думала, соврал, сказав, что купил ее в подарок своей матери. Какой же надо быть дурой, чтобы накануне собственной свадьбы открыто щеголять в драгоценностях, подаренных тебе другим мужчиной! Мне не терпелось остаться с Натаниэлем наедине и поведать ему о нескромности Пруденс.

– Наконец-то, дорогой, – проворковала она, увлекая его в сторону. – Я думала, ты никогда сюда не доберешься. Ты просто обязан пойти со мной и со всеми познакомиться. Мои деревенские родственники прямо-таки умирают от желания встретиться с тобой. – Окинув взглядом всех нас, она добавила: – И, конечно же, с твой семьей.

Я почувствовала укол ревности. Прекрати это, мысленно приказала я себе. Не теряй голову. Сегодня тебе понадобится все твое хладнокровие. Желтые зубы дяди Эфраима обнажились в плотоядной ухмылке.

– Великолепную кобылку подцепил наш молодой жеребец, а, что скажешь, Фейс?

– Скажу, что ты слишком стар, чтобы бегать за молодыми девушками, – ответила тетя Фейс, крепче ухватив его за локоть.

Я сжала кулаки, с силой вонзив ногти в ладони. Если бы только я могла отвести Натаниэля на несколько минут в сторонку и рассказать ему о своих подозрениях. Поверил бы он мне? Мне хотелось надеяться на это, хотя, видя его сейчас с Пруденс, я была вынуждена признать, что он вполне мог бы мне и не поверить.

Появление нового гостя вызвало волнение в зале.

– Кто это? – спросила я Викторию, глядя на темноволосого худощавого мужчину с пышными усами, который привлек к себе всеобщее внимание.

– Босс Руф, – ответила она. – Натаниэль презирает его. Говорит, он с удовольствием бы завязал узлом хвост этой змее.

Может Руф и был змеей, но как всякий политик, он несомненно знал, как говорить с людьми. Он скользил через зал, расточая улыбки и любезности дамам и приветствуя джентльменов с достоинством настоящего государственного деятеля. Я была официально представлена родственникам Пруденс, а потом и боссу Руфу; даже губы его показались мне скользкими, когда он прикоснулся ими в поцелуе к моей руке. Он прямо-таки источал запах власти, но запах нечистый, как у только что выкопанного лука, к корням которого пристали комья земли.

У Виктории завязался разговор с такими же юными, как она, кузинами Пруденс. Спустя какое-то время группа молодых людей устремилась к буфету, где стояли подносы с закусками и большая серебряная чаша с пуншем.

Оркестр заиграл вальс. Тетя Фейс увлекла дядю Эфраима в круг танцующих, но я заметила, что он не спускает глаз с нескольких девушек поблизости и пытается заглянуть им в вырез платья, когда они проносятся мимо него в танце.

Натаниэль пригласил Пруденс танцевать, и они отошли, оставив меня одну. Зеленоглазое чудовище во мне подняло голову и дыхнуло огнем при виде его рук на ее тонкой талии и обнаженном плече, когда он закружил ее по залу. Сколько раз смотрела я на его старую фотографию, думая о том, как было бы прекрасно кружиться в вальсе в его объятиях по танцевальному залу Стюарт-хауза, чувствуя на себе его взгляд, полный любви и восхищения. Взгляд, каким он смотрел сейчас на Пруденс.