Марина Полетика - Верю – не верю

Он замолчал, отложил сигарету. Милица Андреевна сидела тихо, как мышка, но в ней исподтишка росло необоснованное чувство триумфа. Скорее оно относилось к любимой ономастике, которая никогда ее не подводила. Она вспомнила: «Алексей упрям, настойчив. Наделен аналитическим складом ума и даром красноречия. Может овладеть любой специальностью, занимать любой пост – от директора до министра или политика». Один к одному! Спохватившись, Милица Андреевна сообразила, что в кабинете повисла тишина. Осторожно взглянула на собеседника: Алексей Анатольевич, похоже, забыв о ней, отдался своим мыслям.

– А потом? – робко спросила Милица Андреевна, придерживаясь выбранного образа доброй недалекой соседки, чья доброта отчасти извиняет глупость и бестактность.

– А я ушел. Я вырос. Стал другим. Я уже не терпел, когда на меня давят. Тесть понял. А жена с тещей растерялись. То есть какое-то время это еще длилось: порезанные вены, угрозы, истерики, скандалы, шантаж детьми. Она так хотела меня вернуть, что наша прошлая семейная жизнь понемногу стала казаться ей идеалом. И я тоже стал казаться ей идеальным мужем. Но я не вернулся. И тогда Арина стала играть в то, что мы не расставались. Она очень артистичная натура, поверьте. Из нее могла бы получиться великолепная актриса. Звонок утром, звонок вечером. Когда я приходил, чтобы увидеться с детьми, она устраивала семейные обеды. Когда дети были школьниками, просила меня ходить на собрания, по магазинам за учебниками, за формой. А заодно и бытовые дела были на мне: если Арина не успевала купить продукты, а она, как правило, не успевала, то просила меня заехать в магазин. В общем, изобретала и поддерживала общий быт. Разумеется, на мне – полное материальное обеспечение семьи, ремонт квартиры, машины, летний отдых. Было и есть.

– Вы действительно идеальный муж, – вздохнула Милица Андреевна. – Арину можно понять…

– А что мне оставалось делать? Я был рад, все утряслось, она успокоилась, что дети не страдают, – это главное. Да, в этом была изрядная доля эгоизма: пока все на мне, в дом не придет другой мужчина, у детей не возникнет необходимости к нему привыкать. И я не понял, что все зашло очень далеко. Я виноват.

– Не надо так говорить, – тихо произнесла Милица Андреевна.

– Я виноват прежде всего перед детьми. Они выросли с мыслью: папа их бросил, папа виноват, папа им должен, чтобы загладить свою вину. И еще – пока они дети, я вдвойне виноват и должен им вдвойне. Теперь они не хотят становиться взрослыми. Дочери двадцать пять – она не работает и не собирается, переходит из одного платного института в другой. Когда она пишет мне сообщения, то называет себя уменьшительным именем – Настенка. Или подписывается – «твоя принцесса». У нее даже мальчика нет. Наверное, мальчики не любят папиных принцесс. Сыну двадцать один, учится кое-как, чтобы в армию не забрали. Я покупаю ему одежду, даю на карманные расходы… А он, между прочим, уже женат! На однокурснице. Его жене, кстати, дает деньги ее отчим. Так что моя ситуация не уникальна.

– Кто же знал, что так обернется, – искренне сочувствуя, вздохнула Милица Андреевна. – Вы же хотели добра.

– Если бы я знал, что так все обернется… Господи, я поступил бы точно так же! Я не мог не уйти от Арины. Я бы там умер. Я не мог не подыгрывать ей, иначе она свихнулась бы еще тогда… – Алексей Анатольевич, наконец, вспомнил о присутствии в кабинете постороннего, неприязненно покосился на Милицу Андреевну и спросил: – Вы пришли научить меня жить? Учите, я слушаю. Очень внимательно. – И замолчал, выжидательно глядя на посетительницу.

Она тоже молчала, совершенно растерянная таким поворотом. Алексей Анатольевич махнул рукой, как бы досадуя на себя за собственную несдержанность.

– Я не знаю, почему я должен с вами говорить об этом. Но если вы так заботитесь об Арине, вероятно, вы сможете хоть что-то ей объяснить. Я не сумел.

– А вы пытались?

– Нет! Что я мог ей сказать? Прекрати меня любить? Я тебе строго-настрого запрещаю? Какое я имел право? Да и все думал, что само утрясется. Столько лет прошло. Она привыкла меня любить, я привык делать вид, будто верю. Как-то и вправду уже почти по-семейному. В смысле, в каждом доме свои тараканы. У нас такие вот. А у нее копилось-копилось – и прорвалось.

– Почему?

– Все было более-менее спокойно, пока я не женился опять. Это произошло три года назад. Арина меня даже поздравила. Но, оказывается, она придумала себе, будто я не люблю свою вторую жену. Что она меня на себе женила. А живу с ней так, по привычке. Или удобно мне… Я не знаю. А люблю Арину, но тайно. Прошлой осенью она случайно увидела нас с женой. Лиза тогда была беременна. Она, кстати, очень не хотела, чтобы о ее беременности знала моя бывшая жена. Женщины становятся суеверными в такие периоды. Я не говорил, конечно, но кто мог предвидеть случайную встречу в магазине? Вечером Арина позвонила, сказала что-то гадкое. Я ответил резко. Но сколько можно было в это играть? Я хотел расставить точки над i, тем более что Лиза всегда переживала по поводу наших отношений. И постоянных звонков. Арина сорвалась. Впала в истерику. Караулила меня возле дома, приходила на работу, совершенно как тогда, когда мы разводились. Я не ожидал. Так длилось довольно долго, несколько месяцев. Пока я не понял, что она нездорова и уже не контролирует себя. После Нового года уговорил ее лечь в хорошую клинику. Она просила, чтобы я ее навестил, но врач сказал, что этого лучше не делать, да я и сам не хотел… не мог. После выписки врач сообщил, что ей лучше, они продолжат лечение, и со временем она успокоится. Арина перестала звонить мне ежедневно, в последнее время мы общались через детей. Честно говоря, я вздохнул с облегчением. Я надеялся, что все кончено. А вы говорите… Я не знаю, что делать. У нас с Лизой растет дочь, я люблю жену. Мы в ответе за тех, кого приручили? Но она же человек, а не прирученный зверек. Взрослый самостоятельный человек. В конце концов, мать взрослых детей! Но дети все эти годы тоже играют роли статистов в придуманной Ариной игре в великую безответную любовь. Повторяю: в ней пропала талантливая актриса. Если бы Арина не занималась музыкой, то наверняка играла бы в театре. Как там у них говорят – такая вера в придуманные обстоятельства! Но мне моя роль надоела, надоело что-либо изображать, тем более что ни к чему хорошему это не привело. Я не могу за нее отвечать всю жизнь. И не стану. Так что извините меня, уважаемая…

– Милица Андреевна, – совершенно подавленная, прошептала посетительница.

– Уважаемая Милица Андреевна, вы приехали зря. Я понимаю, что вы явились ко мне из самых лучших побуждений, желая добра Арине. Но это, извините, слишком сложная ситуация для того, чтобы в нее вмешивался посторонний человек. Тем не менее спасибо за визит, я сделаю выводы. А сейчас простите, мне пора идти.