Фэй Уэлдон - Жизнь и любовь дьяволицы

— Если не ошибаюсь, вам требуется помощница с постоянным проживанием? — сказала Руфь, и миссис Трампер, взглянув на затушенную сигарету, решила, что ее еще можно будет докурить. Она провела Руфь в свой кабинет. Конечно, ей требовалась помощница — обслуживающего персонала всегда не хватало. Старых больных людей вообще гораздо больше, чем готовых ухаживать за ними молодых и сильных.

Руфь сказала, что до последнего времени жила на севере страны, недавно овдовела и имеет опыт по уходу за престарелыми.

У миссис Трампер и в мыслях не было проверять, насколько все это соответствует действительности. Кандидатура ее вполне устраивала: сразу видно, что сильная — а это первое требование для такой работы, и опрятная — у посетителей останется благоприятное впечатление. Честность тут особой роли не играла, поскольку при всем желании красть у постояльцев было почти нечего — в этом возрасте людям незачем обременять себя лишним имуществом, а главное, дай им волю, так через пару дней у них в комнатах черт ногу сломит.

Миссис Трампер провела Руфь по всему зданию, по пути объясняя, в чем будут состоять ее обязанности и как вообще поставлена работа в Рествуде — именно так называлось это заведение. Вдоль переднего фасада, в одноместных комнатах с окнами в сад, размещался наиболее привилегированный контингент — те, кого поместили сюда состоятельные родственники. Была тут даже одна титулованная старушенция, которой надлежало уделять особое внимание, потому что ее присутствие благотворно сказывалось на престиже Рествуда; сей даме была выделена персональная ванная. В задней части здания, в двух-, трех- и четырехместных комнатах проживали родственницы из семей победнее. Недельная плата за проживание в Рествуде троекратно превышала размеры пенсионного пособия, так что в целом это было более или менее элитарное заведение.

— А, старичье есть старичье, — сказала миссис Трампер. — Вся эта элитарность — чистая блажь. Не позволяйте им садиться себе на голову. Построже с ними, построже! Помните: это те же дети. Вам приходилось иметь дело с детьми?

— Приходилось, — ответила Руфь.

— Тогда все будет в порядке, — заверила ее миссис Трампер. — Заметите мокрую простыню, запах — немедленно мне докладывайте. И учтите, они все жутко хитрые: доходит до того, что могут уволочь мокрый матрас на улицу, лишь бы их не застукали — и такое бывало! Ну, да от меня не утаишь, это уж дудки!

— Не утаишь чего? — спросила Руфь.

— Недержания! — сказала миссис Трампер.

Если пациентка начинает мочиться в постель, значит, ей пора расставаться с Рествудом, пояснила миссис Трампер.

— Наверное, им здесь очень нравится, — заметила Руфь, — если они идут на такие ухищрения, чтобы только остаться.

— Да, — согласилась миссис Трампер. — Что правда, то правда. Сказать по совести, я иногда слишком долго терплю, а не надо бы, себе же во вред. Уж больно у меня сердце доброе, вот сама себя и наказываю.

Комнату Руфи выделили крохотную, да и кровать оказалась коротковата, и жалованье положили всего 85 долларов в неделю. Миссис Перл Фишер, мать Мэри Фишер, жила в одной из задних комнат с Руби Айвен и Эстер Свит.

— Какие чудесные у вас у всех имена, — сказала Руфь, когда на следующий день рано утром принесла им в комнату чай, пробудив их от тяжелого наркотического забытья. Приходящий доктор назначал пациенткам валиум и могадон — как средство от депрессии и бессонницы, причем дозы прописывал лошадиные. А что ему еще оставалось? Он искренне полагал, что чем меньше старушки будут понимать, где они находятся, тем для них же лучше. Ведь деваться им все равно некуда.

Миссис Фишер, миссис Айвен и миссис Свит такое начало удивило и обрадовало, и с той поры они стали считать Руфь своим другом. В их глазах весь обслуживающий персонал Рествуда распадался на два лагеря — стан друзей и стан недругов. Миссис Трампер была типичным недругом. Она постоянно вынюхивала и выслеживала, чтобы, не приведи Господи, не упустить момент, когда кто-то из ее подопечных намочит постель — провинившегося немедленно выгоняли вон, в безжалостные руки родственников, а там жди-дожидайся, пока они подыщут какой-нибудь дом престарелых, где бы для подобных случаев была предусмотрена регулярная смена белья. Но таких заведений — кого хотите спросите — просто не существует на свете. И, значит, все, приехали. Дорога под названием «жизнь» в этом месте утыкается в тупик.

Руфь подбадривала и поглаживала, переворачивала и причесывала, подтирала и поливала дезинфицирующим составом — и так продолжалось примерно с неделю, после чего она как-то раз между прочим обмолвилась миссис Фишер, что знает ее дочь, Мэри, но миссис Фишер лишь посмотрела на нее бессмысленным взором и никак не прореагировала. Руфь стала давать ей вместо валиума витамин В, а вместо могадона витамин С и спустя еще неделю вновь завела этот разговор.

— Говорите, знаете ее? Хм, интересно, — проговорила миссис Фишер. — Но вообще-то я сомневаюсь, что кто-то знает Мэри, а меньше всех — ее мать, то есть я. Ну, так как она?

— У нее все прекрасно, — сказала Руфь. — Недавно завела нового любовника.

— Фу, мерзость какая, — прокомментировала миссис Фишер. — Да она просто сучонка — у нее вечная течка. Всю жизнь она такая была. Я-то ее давным-давно раскусила. Ей самое место на помойке, уж я знаю, что говорю — сама оттуда.

Она в сердцах плюнула. Помотала головой, собирая побольше слюны, — и плюнула. Плюнула аж в самый дальний угол комнаты, поверх коек миссис Айвен и миссис Свит, которые, в отличие от нее, были типичные божьи одуванчики. От этой выходки они и вовсе оробели. Руфь вытерла со стены плевок. Слюна была жидкая, водянистая, точно белок залежалого яйца.

— Она ведь и мне свинью подложила, — продолжала солировать миссис Фишер. — Увела у меня кавалера. А кавалер-то был, между прочим, богатенький. Я была вполовину его моложе, а она, выходит, в четверть — вот и обработала его в два раза быстрее. Старый пень! Поделом ему. А еще социалист!

Поощряемая Руфью, миссис Фишер начала потихонечку вставать с кровати и даже передвигаться при помощи металлической рамы — ходунка. К концу месяца миссис Фишер уже могла ходить без опоры, а еще через неделю-другую самостоятельно спускалась по лестнице.

— Хотите лишних неприятностей себе на голову? — сказала миссис Трампер. — Нет, конечно, посетители будут в восторге; еще вчера бабка шевельнуться не могла, а сегодня ишь как скачет, не унять. Только ведь, с другой стороны, всем спокойнее, когда они лежат себе и не рыпаются, разве нет?

Руфь кормила миссис Фишер бобами, и яблоками, и шинкованной капустой, и неполированным рисом-падди, и мало-помалу старуха перестала жаловаться на рези в желудке. Она то и дело рыгала и пукала, и миссис Айвен и миссис Свит стали проявлять беспокойство.