Фэй Уэлдон - Жизнь и любовь дьяволицы

— Вам нужна отдельная комната, — говорила ей Руфь. — Вы теперь не лежачая, и у вас есть право на дополнительную площадь.

Она же в общем виде изложила миссис Фишер содержание требуемого письма. Для миссис Фишер было полным откровением узнать, что у индивидуума есть какие-то права. Она привыкла считать, что каждый урывает, что может, в этом по большей части враждебно настроенном мире. Новые идеи невероятно пришлись ей по душе, и она принялась рьяно воплощать их в жизнь.

— Я имею право на две порции бекона, — заявляла миссис Фишер, расхаживая взад и вперед по коридору. Человек имеет право не страдать от голода. — Или: — Вот захочу и буду принимать ванну два раза в неделю — мое право! — Или: — После всего, что я сделала для этой страны, неужто я не заслужила права на резиновое кольцо под зад, чтоб нормально спать ночью? — Или: — Любая мать имеет законное право плевать, пукать, сморкаться в два пальца, когда и сколько ее душе угодно. — И одобрительное ворчание и мычание эхом проносилось по палатам, и отголоски его бывали даже слышны в общей комнате, где ходячие больные сидели вдоль стен в пластиковых креслах и глядели в телевизор: там на экране что-то мелькало, что-то, чего они не понимали, поскольку не имели ни сил, ни желания что-либо понимать.

Посетители, прежде такие сговорчивые и за все благодарные, вдруг стали без конца чего-то требовать: то подавай им дополнительные подушки, то блюдца к чашкам, то воду в вазах неплохо бы менять почаще, особенно в сезон георгинов.

— Ишь какие привередливые! Ну и держали бы своих старух при себе, ухаживали бы за ними по всем правилам, верно? — вопрошала миссис Трампер, обращаясь к стакану с джином. — А то сбагрили их на мою голову, а теперь еще чем-то недовольны.

Миссис Трампер отдавала себе отчет в том, что все неприятности начались с появлением Руфи, и она разрывалась между желанием немедленно уволить ее и беспокойством, удастся ли найти замену: все-таки Руфь была на редкость сильная, чистоплотная и работящая. Кроме того, она побаивалась Руфи — уж больно здорова. Ей бы ничего не стоило раздавить миссис Трампер, как козявку. И ее глаза так странно сверкали.

Миссис Фишер потребовала отдельную комнату.

— На какие, интересно, шиши? — ехидно поинтересовалась миссис Трампер. — Ваша дочь и так присылает тютелька в тютельку. К старикам ведь как относятся? С глаз долой, из сердца вон. Так-то, миссис Фишер. Я этого нагляделась во как! Правда и то, что каждый под конец получает, что заслуживает. Вначале все зависит от удачи, но в конце воздается по справедливости. Выходит, вы, миссис Свит и миссис Айвен друг друга стоите.

Она любила эдак слегка пошутить со своими подопечными. Впрочем, они, как правило, все равно ничего не понимали. Иногда миссис Трампер чувствовала себя бесконечно одинокой.

— А я возьму и напишу дочери! — заявила миссис Фишер.

— Не напишете, — возразила миссис Трампер. — У вас нет ее адреса.

— А вот и есть! — сказала миссис Фишер. — Так что заткнись и не вякай! — В действительности она выразилась еще грубее и определеннее, недаром она говорила Руфи, что сама вылезла из помойки.

И миссис Фишер написала дочери письмо. Руфь ей диктовала.

Милая моя Мэри! Что-то ты меня совсем забыла, уж не помню, когда навещала. Я понимаю, ты у нас человек занятой, но иногда не грех было бы вспомнить о тех, кто тебя вырастил и помог встать на ноги. Мне легче было бы стерпеться с моей горькой судьбой, если бы ты подсобрала денег и заплатила бы миссис Трампер за отдельную комнату для меня, с телевизором. Тогда мне было бы не так тоскливо тут одной, ведь ко мне никто не приходит. Желаю всего самого доброго тебе и твоим близким и поцелуй от меня милых крошек.

Любящая тебя мама,

Перл.

— Но у нее же нет никаких «крошек», — возразила миссис Фишер.

— Раньше не было — теперь есть, — сказала Руфь.

— Ну и дела! — удивилась миссис Фишер. — Вот ведь сучка скрытная! Мать всегда обо всем узнает последней!

Но, судя по всему, дальнейшие подробности ее ничуть не интересовали.

Руфь самолично отправила послание миссис Фишер, потому что с почтой все время случались разные накладки и письма где-то терялись. Вскоре пришел ответ: Руфь подняла письмо с коврика под дверью — благоухающее духами, написанное изящным, мелким почерком Мэри Фишер. Из него явствовало, что изыскать дополнительные средства не представляется возможным. Одновременно Мэри Фишер выражала искреннюю надежду, что ее мать пребывает в полном здравии и всем довольна. Ей, Мэри, несладко приходится в последнее время: что поделать, инфляция — работаешь за двоих, а получаешь вполовину меньше, чем прежде, и нужно еще ухитряться прокормить столько ртов! Она даже хотела попросить маму войти в ее положение и несколько снизить оговоренную ранее недельную норму хереса. Ах, с какой бы радостью она поменялась с ней местами и жила бы себе тихо-мирно, как живет сейчас ее дорогая, любимая мамочка.

— Бедняжка! — вздохнула Руфь. — Ваша дочь, как видно, совсем выбилась из сил. Надо бы ей помочь, миссис Фишер. Вы сами-то как считаете? Разве матери не естественнее быть подле дочери в трудную для нее минуту — конечно, если силы позволяют?

Но миссис Фишер вместо ответа лишь поудобнее устроилась на своих мягких новых подушках, включила телевизор и, посмотрев на Руфь как-то искоса, пробормотала что-то насчет того, что у Руфи небось свой интерес на уме, но она ей верит, хоть и не понимает пока, что к чему. Только пусть знает: она к дочке жить не поедет.

И тут она вспомнила о некой сестре Хопкинс, которая хорошо к ней относилась, но потом получила какое-то наследство и ушла из Рествуда. С тех пор миссис Фишер считала, что ей лучше лежать в кровати и не рыпаться.

— Эта самая сестра Хопкинс, — говорила миссис Фишер, — росточком не вышла, зато была поперек себя шире и силищи в ней было дай Бог каждому. Ну, ты-то любого за пояс заткнешь — вон какая здоровая! Это хорошо; при такой работе, как здесь, очень даже полезно.

— И куда же она потом подевалась?

Сестра Хопкинс перешла работать в психушку для уголовников, объяснила ей миссис Фишер, а там весь персонал такой, что она своим видом никого не удивит. Вот бы Руфи с ней познакомиться — они бы поладили, как пить дать. Добрый друг — тоже не последнее дело. Но, как хотите, а с дочкой она жить не будет. Чего ради она должна идти на поводу у этой сучонки?

— Ну-ну, надо уметь прощать. Для начала вы могли бы просто погостить у нее, разве это так трудно? Сели в поезд да поехали — повидаетесь, посмотрите, что да как.

— Стара я разъезжать.

— Да вам всего только семьдесят четыре. Не о чем говорить!

— Ну, может, и съезжу, — сдалась миссис Фишер. — Как-нибудь в воскресенье, днем.