Лина Дорош - Новые туфли хочется всегда

Пойдем от частного. Разобраться хотя бы в ситуации с этими несчастными туфлями. Если все примитивно-сложные системы зациклены на одном и том же, то есть ли смысл менять женщину, еще не надоевшую тебе, только из-за ее нытья по новой паре туфель? Да уж, закон Эшби работает даже здесь. Мама опять права. Меня ведь всё устраивает, только на туфлях всё время спотыкаюсь. Есть ли рычаги управления? Можно начать работать на опережение: самому предлагать ей покупать туфли и отслеживать, что покупается, чтобы мне доставляли эстетическое удовольствие и ее туфли тоже. Или предупредить, что со мной не надо говорить о туфлях. Никогда. Покупать – пожалуйста, молча и не афишируя.

Надо подвести итог. Вопрос с туфлями закрыт. Кроме туфель надо еще отслеживать устремления в прическе – особенно тенденцию к отстриганию волос. А то мундан придет всем, и мало никому не покажется. И еще опасность – ощущение дружбы, на которое ведешься, а потом психуешь. Что-то еще… Кто я? Я устал. Смертельно. Мне по-прежнему скоро двадцать три. Я сложно-примитивен. Я дурак. Я робот…

Прямо так, в момент очень ясного сознания и активного мыслительного процесса, я заснул.

Проспал часов двенадцать. Разбудил звонок телефона. Позвонил друг и позвал на вечеринку. Как смог привел себя в порядок, прибрался на даче и поехал. По пути заехал в магазин – купил женские туфли, чтобы был аргумент для предстоящего примирения, и решил на вечеринку всё-таки заехать. Без спутницы. А потом – домой и мириться.

Веселье вовсю набирало обороты. Охота-рыбалка у девчонок была в самом разгаре. Так забавно их рассматривать на таких вечеринках. По их прикиду можно точно определить, на кого именно каждая из них сегодня объявила охоту. Цвет волос определяется не природой, модой или ее собственным цветовым пристрастием, а предметом охоты. «Говорят, что Клаус любит блонди». И возле Клауса вьется стайка очень похожих барышень-беляночек.

Глаз споткнулся об одну – сидит без «удочки» и без «ружья». Она на фоне целеустремленно одетых девушек выглядела странной. Слишком короткая стрижка – такая только на очень узкий круг любителей, представители коего на этой вечеринке замечены не были. Макияж тоже напрочь лишен прагматизма. Хотя нет. Дело было даже не в макияже. Прагматичного блеска лишены были ее глаза. Ее глаза вообще были лишены блеска. Они зияли. В темноте казались совершенно черными. И зияли. На фоне общего мерцания и блеска зияющие глаза выглядели очень странно. Она сидела одна. Кругом довольно громко звучала музыка, а вокруг нее будто бы была тишина.

Я направился в сторону странной, но меня под белы рученьки подхватили две нимфы – вырваться из этих красивых, слабых, но невероятно цепких рук мне составило некоторого труда и времени. А не-охотница по-прежнему сидела одна и зияла своими глазами. Как черные дыры они меня притягивали. Странное меня никогда особо не привлекало. Загадок не люблю, тем более там, где весело. А здесь мне стало интересно, и я к ней подошел.

– Странно, столько «добычи» вокруг, а Вы не охотитесь. Выпьем?

– С чего Вы взяли? Спасибо, я уже, – она показала на высокий стакан с чем-то прозрачным.

– Джин-тоник?

– Минеральная вода без газа.

Она говорила тихо. Мне приходилось к ней наклоняться, чтобы хоть что-то расслышать.

– И как? Веселит?

– А то.

– И всё-таки очень странная у Вас стратегия.

– Зато эффективная.

– В чем эффективность?

– Мне только кажется или я сейчас сама с собой разговариваю?

– Неужели мишень – я?

– Теперь – да.

– Почему?

– Не пассивный.

– Сомнительный комплимент.

– Какой уж есть.

– А Вам на воздух не хочется?

– А Вы никак с любимой собачкой пришли?

– К сожалению, нет.

– Интересно, почему после пятиминутного разговора Вам захотелось выгулять меня?

– Здесь обстановка не для разговоров.

Она кивнула. Мы вышли на улицу. Я смотрел на рыжий ежик ее волос.

– Почему у Вас такая короткая стрижка? Длинные волосы выглядят более привлекательно.

– Для Вас?

– Для меня.

– Ну, я была не в курсе.

– И всё-таки. Это Ваша обычная прическа?

– Нет, мне так захотелось. Сильно захотелось коротко подстричься. Совсем коротко. А в парикмахерской поняла, что хочется почти под ноль. Видимо, надо было состричь какую-то информацию.

Внутренне я вздрогнул. Будто бы она читала вслух дневник моей ма. Я смотрел на нее и подумал, что у мамы, наверное, была точно такая же стрижка, когда она поехала в Альпы.

– Молодой человек! Внутри Вас живет какая-то мысль. Вы меня слушаете, но как фон, а на самом деле обдумываете что-то своё. Мне несложно вещать в режиме радио. И не обидно. Вы просто скажите мне, я тогда не стану стараться формулировать мысли, а буду просто собирать всякую чушь.

– Вы действительно думаете, что я замечу разницу?

Она впервые повела себя как обычная женщина: выпучила глаза, а потом начала усиленно хлопать ресницами.

– Что?!

– Девушка, а Вы уверены, что не замужем?

– Вы так боитесь, что я скажу Вам «да»?

– Наоборот.

– А! Поняла! Боитесь позариться на залежалый товар?

– Опять наоборот.

– Однако… Фамилия Жириновские у Вас случайно в родне не встречается?

– Почему спросили? – теперь удивлялись мои глаза.

– Это может быть только генетическая форма одаренности быть одновременно перпендикулярным и параллельным одной и той же прямой.

– Зачем Вы здесь?

– На самом деле всё просто. Я здесь проездом и завтра уезжаю.

– Куда и зачем?

– В Париж. Жить. Буду служить переводчиком в посольстве.

Меня коротнуло второй раз.

– А давайте обменяемся сувенирами?

Она вздернула брови.

– На память, – добавил я.

– Сначала скажите, какой сувенир ждете от меня.

– Номер телефона.

– На Ваш номер обменять не соглашусь.

– Не предлагаю. Не столь наивен. Уже.

– Тогда?

– Туфли или …?

– Достаточно. Туфли – этого достаточно.

– Тогда пошли, – я взял ее за руку и повел к своей машине.

С заднего сиденья жестом фокусника извлек коробку. Из коробки столь же фраерским жестом были извлечены туфли. Рыжие замшевые с гладким деревянным каблуком. Ее глаза загорелись. Туфли идеально подходили к цвету ее волос. Она взяла правую. Перевернула и стала что-то на них изучать:

– Тридцать шестой. Как по волшебству – мой размер. Первые пять цифр – Ваши.

– Тридцать шестой?! – я схватил левую туфлю и увидел цифры «36».

– Судя по Вашей интонации, – она показала на туфлю в моей руке, – и выражению лица – размер должен был быть другим.

– Определенно: фокусы закончились и начались чудеса.

– Чей же, по-вашему, это промысел?

– Не знаю, но размер должен был быть тридцать седьмой. Я не мог ошибиться – просил именно тридцать седьмой.