Елена Стяжкина - Паровозик из Ромашкова

Утром Рада вызвала такси. И мы всплакнули похмельными слезами на пороге ее дома.

— Приезжай, купчиха, — сказала она и звонко поцеловала меня в губы.

— Когда снова начнется зимняя арбузная диета, — пообещала я.

Мама всегда говорила мне, что, когда выпадет снег, у меня все будет хорошо. Я жду снега, как все ждут «хорошо». Я хотела к маме и папе, но такси — не поезд, а я — не девочка. Мы давно потерялись в постпионерской политике. И нет повода их волновать по пустякам, тем более что сегодня пошел снег, обозначая мне дорогу к счастью…

— Тема сегодняшней лекции — «Седьмой конгресс Коминтерна. Проблема народного фронта в борьбе с фашизмом». — А в голове легкость до тупости, а в глазах влажность до слезности, а в ушах — звон-н-н. Я вдруг забыла все движения, которые надо делать языком, чтобы произносить слова. И все аргументы лекции по привычке переместились за окно, а снежинки однообразно и скучно падали на землю. У меня не осталось воли и не к чему было прикладывать усилия.

Тишина, созданная мною, стала в конце концов угнетающе-зловещей. Ее эффект был настолько сильным, что Наина Алексеевна вынырнула из подсобки и спросила:

— Что происходит?

— Осознание темы, — ответила я, потому что в результате свободного падения тела у меня наконец открылась запасная душа.

— Зайдите в подсобку после пары, — сухо бросила она.

— Если будет время, — ответила я и вполне сумбурно и не очень логично изложила студентам суть проблемы народного фронта. Ай да я.

А после звонка ко мне подошла Санекина Наташа. Правильно, беда не приходит одна. Сейчас прольется моя невинная кровь, а вытирать ее будет Наина Алексеевна. Я улыбнулась щедро и вызывающе. Эх, все одно пропадать.

— Анна Александровна, — начала Наташа, и у меня неприятно задрожали коленки, — я хочу писать у вас курсовую, а потом дипломную…

Вот это умница, вот это молодец! Чем больше ее среди нас, тем меньше меня среди них. Ответим близостью на близость. Девочку не учили, что женщин украшает скромность, а за мужчин бороться стыдно. Вот она — разность поколений, одно из которых выбрало пепси. Да здравствует наука, победившая серную кислоту!

— А какая тема, связанная с нашим курсом, вызывает у вас особый интерес? — вежливо, с оттенком восхищения спросила я.

— А что вы можете мне посоветовать? — присела в реверансе она.

— Может быть, что-нибудь о женском вопросе? В фашистской Германии? — Эта тема, по моему мнению, должна быть ей близкой.

— Женский вопрос — это несправедливо. Ведь мужского вопроса не существует вовсе. Вы не находите? — спросила Наташа, а я в очередной раз удивилась своей неспособности правильно оценивать женщин, окружающих интересующих меня мужчин.

— Нахожу. И нахожу это исторически обоснованным. Нет субъекта — нет проблемы. Их просто нет. Царство теней, мир женских отражений, кунсткамера наших недоделок. Я доступно объясняю?

— А где об этом можно почитать? — спросила Наташа.

— А нигде. Это я только что придумала.

— А я записать не успела, — огорчилась разумная студентка.

— Не расстраивайтесь, в другой раз я еще что-нибудь придумаю, — утешила я ее в ожидании Наининого выкрика «что вы себе позволяете?».

— Я еще подумаю над темой, — пообещала Наташа.

А я вошла в подсобку и попала в объятия заведующей моей жизнью Наины Алексеевны, которая не преминула отметить:

— Вы позволяете себе являться на работу пьяной и срывать занятия. Если бы вы предупредили, я нашла бы утвержденный министром текст лекции и достойно вас заменила. Теперь же я хочу выслушать ваши оправдания.

У всех людей есть запас прочности: у умных есть запасные мозги, у щедрых — лишние деньги, у музыкальных — пара десятков незарегистрированных пальцев, даже у меня оказалась запасная душа. Есть ли у Наины возможность вырастить новые зубы, починить нос, который я перебью крупным тренированным кулаком? Или все же ограничиться тем, что спеть ей песню о безумстве храбрых? И тогда она вызовет Кирилла и пожалуется ему на меня… Кирилла? Ах да, вот она — боль моя, жаль моя и не судьба…

— Я хочу выслушать ваши оправдания, — настаивала Наина.

Я молча вышла из подсобки и снова натолкнулась на Санеку, рассматривающего доску объявлений.

— Что вы сделали не так на этот раз? — спросил он.

— Да так, пришла на работу похмельной, — устало улыбнулась я.

— Может, нужно поправить здоровье? — живо отреагировал Санека.

— Здоровье — это единственное, что я сейчас могу поправить. Поехали заодно и Взятку искупаем.

Под радостный визг Взятки я сняла куртку и повесила ее в темном коридоре. А под курткой у меня был зеленый пиджак, прозванный Кириллом френчем. Пиджак вызывал благосклонность у Наины, зависть у Машки, удивление у Гали, равнодушие у Рады и неловкость у Санеки. На пиджаке было восемь пуговиц, и первую я расстегнула сама. И предалась пороку. Остальные расстегивались медленно, нежно и восхищенно: вторая — потому что я так сильно этого хотела, третья — вчера ночью, а не сегодня утром, четвертая — потому что несбывшееся очень медленно превращается в забытое, пятая — потому что все измены уже состоялись, шестая — потому что только он, седьмая, потому что вдруг я поняла, что это вовсе не он, восьмая — потому что он не Кирилл. И никто не Кирилл. И все. А у всех зима, а у меня май-чародей и оргазм-дезертир. Или перебежчик? А Санека мне награда за верность: семенем ко времени, пламенем по темени, знаменем да к имени…

— Я люблю вас, Анна Александровна…

А я? Кого же тогда люблю я? Притворившись мертвой и блаженно улыбаясь, больше ничего не желая, потому что все чувства к Санеке вмиг улетучились, оставив звездную пыль или кометный хвост, данный мне в ощущении своей абсолютной ценности, я думала о том, кого же тогда люблю я? Но многих ли женщин, придавленных тяжестью разврата и весом мужского роденовского тела, называли на «вы» и по имени-отчеству? Я погладила Санеку по спине и попыталась заглянуть в глаза. Мне, кажется, не придется объяснять ему причины только что совершенного поступка. Я наверняка избегну дальнейших посягательств на свою честь и достоинство. Мы вряд ли будем дружить семьями. А если он еще раз скажет о любви, то я громко пукну, чтобы уравнять наши шансы в дипломатической миссии по воспитанию Взятки. А Санека усердно целовал меня в плечо, уверенный, что джокер до сих пор находится в его руках. А я запела:

— Бедному сердцу так говорил он, но не любил он, но не любил он, нет, не любил он меня!..

И мы засмеялись. И удовлетворили свою похоть еще раз. Взятка восхищенно подвизгивал, сидя на задних лапах у подножия дивана. Он, наверное, думал, что в результате долгожданного воссоединения двух любящих сердец через пару месяцев рядом с ним на ковре будет болтаться целый выводок черномордых Взяток…