Ирина Лазарева - Мы никогда не расставались

— Настя, там детей привезли. Сердце разрывается, глядя на них. Пошли, поможем чем-нибудь.

На детишек действительно страшно было смотреть. Это были воспитанники Ленинградского детского дома от пяти до семи лет. Они стояли без движения там, куда их поставили, потому что сами, по-видимому, ходить не могли. Крохотные личики их, полускрытые платками и ушанками, были сморщенны, мертвенно бледны, безжизненны и казались преждевременно состарившимися; круглые глазки, обведенные тенями, смотрели безразлично и отвлеченно. Для того чтобы нести их вещи, к ним были приставлены комсомольцы, которые сами находились в крайней степени истощения и с трудом передвигали ноги.

Девушки, взглянув на детей и ужаснувшись, кинулись в землянки отыскивать, что у них осталось от пайка; сбегались матросы и офицеры, несли съестное, все, что могли. У Насти еще с Нового года была припасена половина шоколадки. Она попыталась вложить ее в руку шестилетнему ребенку, но мальчик равнодушно посмотрел на угощение и не шевельнулся. Моряки относили детей в машины на руках — те цеплялись дрожащими, прозрачными ручонками за бушлаты и испуганно озирались, некоторые горько расплакались, — туда же усадили их обессилевших провожатых, укутали и снабдили, чем могли, после чего караван грузовиков взял курс на Кобону.

Подошел Вазген, Настя бросилась к нему с рыданием:

— Что же это такое, объясни мне, пожалуйста? Для чего мы здесь мучаемся, переносим бомбежки, если дети умирают с голоду? А ты, ты каждый день рискуешь жизнью, ты, Алеша и все остальные, зачем все это? Значит, мы никому и ничем не помогаем, все зря, зря!..

— Как же не помогаем, Настенька? Вот сегодня детей эвакуировали, теперь они спасены, а если бы не было нашей дороги, то они наверняка бы погибли. Мы еще многих спасем. Да, всех не накормить, но кого-то мы накормим, кого-то вывезем, это тысячи, тысячи спасенных жизней. Благодаря нам держится Ленинградский фронт. Что стало бы с войсками без боеприпасов и продовольствия? Вот увидишь, общими силами мы разобьем фашистов. Не плачь, моя хорошая, мы все правильно делаем.

Теперь, находясь в Осиновце, Настя часто видела изможденных, полумертвых людей, прибывающих из Ленинграда. Это были дети, потерявшие родителей, старики, женщины с грудными младенцами, целые семьи; поток эвакуируемых с каждым днем увеличивался, их размещали в эвакопункте в деревне Ваганово, где был развернут палаточный городок, кухня, столовая, медицинская часть. Люди прибывали тысячами, поэтому местное население было эвакуировано за озеро, а освободившиеся крестьянские дома тоже использовали для приема ленинградцев. Изможденных людей кормили, отогревали и отправляли на Большую землю, и теперь Настя чувствовала, что усилия ладожцев не пропадают даром.

В марте Вересов и Ароян встретились после почти месячной разлуки, так как до сих пор им не удавалось появляться в Осиновце в одно и то же время. Над озером стоял плотный туман, и налеты вражеской авиации временно прекратились.

— Ты здоров ли, брат? Осунулся что-то, — говорил Вазген, обнимая Алешу на пирсе. — Жизнь на льду не идет на пользу. Ничего, скоро откроется навигация, легче станет. Вот кончится война, и мы с тобой обязательно съездим в Армению, ко мне домой. Отогреешься там, на нашем солнце. Я тебя таким вином угощу, какого ты никогда не пробовал — густым, терпким и красным, как кровь.

— Нет уж, благодарю. Кровищи мне и здесь хватает.

— Не хочешь? Хорошо. А румяные кусочки молодой баранины на шампурах, с зеленым перцем, помидорами и баклажанами тоже не хочешь? А свежую форель, только что из Севана, с золотистой хрустящей корочкой, или янтарный виноград…

— Вазген, да ты садист!

— Черт, прости, не подумал. Пошли пообедаем, у меня у самого нутро сводит. Заскочим только за Настей. Она тоже по тебе соскучилась.

В приподнятом настроении они направились было к маяку, как вдруг Вазген сказал:

— Алеша, у нас на правом траверзе Смуров.

Алексей повернул голову и увидел Смурова, который спешил им наперерез.

— Да что ж он не уберется отсюда никак? — с сердцем сказал Алексей. — Я надеялся, что больше его не увижу.

— Вересов, на пару слов! — окликнул Смуров.

— Подожду тебя в столовой, — проворчал Вазген, — не хочу в такой день портить себе нервы.

Алексей остановился, поджидая Смурова. Они сошлись, скрестившись взглядами — Вересов непримиримо-холодным, Смуров — упорным и невыразительным.

— Хочу заранее поставить вас в известность, старший лейтенант, что собираюсь присутствовать на вашем катере во время боевого задания, как только корабли выйдут в море, — официальным тоном сообщил Смуров.

— Вот как! Моего согласия, как я понимаю, вам не требуется, — насмешливо отозвался Алексей.

— Я имею право находиться на любом корабле флотилии, не спрашивая на то согласия его командира, — возразил Смуров с прежней интонацией.

Алексей подступил к нему вплотную:

— Никак не пойму, что ты за человек, Смуров. Неужели ты думаешь, что я в состоянии вынести твое общество после того, что ты натворил?

— А что я такого натворил? — без запинки отозвался тот.

— Так ты не знаешь! Святая простота! А Щербин, а Полежаев?!

— Я тут ни при чем, — быстро ответил Смуров.

— Ни при чем?! — вскричал Алексей. — А сам сразу понял, о чем я говорю!

— Я знаю, что их арестовали, но не имею к этому отношения.

— Может быть, за Арояном тоже не ты приходил?

— Ароян — другое дело. Он — дворянский выкормыш, а потому — скрытый враг.

— Ложь! Ты сам все выдумал, и я отлично понимаю — с какой целью. Говорю тебе, Смуров, уймись. Не выводи меня из себя. Не бывать тебе на моем корабле! Даже если мне прикажет сам командующий, я сумею объяснить, что твое присутствие спровоцирует у меня морскую болезнь и помешает выполнению боевого задания! Вот так-то. А сейчас извини, — я есть хочу!

С этими словами Алексей, не удостоив больше взглядом собеседника, направился в камбуз.

Настя и Вазген ждали его за столом.

— Простите, Настенька, я несколько взвинчен, — сказал он, обнимая девушку, — этот человек умудрился отравить мне радость от встречи с вами. Нет, ты только представь, — возмущенно продолжал он, обращаясь к Вазгену, — он вздумал идти со мной в плавание! Каков негодяй!

— Вы говорите о Смурове? — задумчиво спросила Настя.

— Она им в последнее время интересуется, выяснила всю подноготную той старой истории. — Вазген поцеловал жену. — Смотри, начну ревновать, а в гневе я страшен.

— Люди мне интересны, что ж тут плохого? — возразила она, не поддержав веселого тона. — Знаете, Алеша, я не спорю, что поведение Смурова до омерзения неблаговидно, но в то же время мне странно, как это вы до сих пор не поняли, что движет поступками вашего бывшего однокурсника.