Татьяна Ковалева - С тобой навсегда

И восклицаю:

— Это же по-русски церковь святого Фомы?

Петер открывает глаза:

— Что тебя так взволновало, Люба?

— Как что! Это же тут творил Бах? В этой самой Томаскирхе он служил кантором?

— Ну да! Это так, — улыбается Петер. — Иоганн Себастьян… служил… Но это же было давно и не должно помешать нам насладиться тихим осенним утром.

Я поднимаюсь с постели, набрасываю на плечи халат. Подхожу к окну:

— Подумать только: вот здесь, под крышей этого здания Бах писал «Страсти по Иоанну».

— Да. И еще много чего!.. — Петер сладко потягивается в постели и удивленно глядит на меня. — Но ты, Люба, каждый день меня чем-нибудь поражаешь.

— Чем же поразила я тебя сейчас?

Петер хитро щурится и тянет ко мне руки:

— Иди. Скажу на ушко.

Я смеюсь:

— Ни за что не пойду! Пока не скажешь.

— Ну… — Петер делает серьезную мину. — Не имея специального музыкального образования, ты выдаешь такие глубокие знания, что…

— Ты смеешься надо мной! — с притворной яростью я набрасываюсь на него с кулаками. — Бах — это же общечеловеческое достояние! И не знать о том, что он творил в церкви святого Фомы, — просто позорно!

— Да? Но это ты так считаешь, — не соглашается Петер. — А я узнал о канторстве Баха в этой церкви совсем недавно. И, кстати, не был так поражен, как ты.

— Тебя это не красит! — язвительно замечаю я.

— Меня красит другое… — теперь Петер глядит на меня как-то таинственно.

— Что же?

— А вот сейчас увидишь! — и Петер хватает меня, и привлекает к себе.

Он так силен, что я и не думаю сопротивляться. Впрочем вопрос не в этом. Вопрос в том, хочу ли я сопротивляться… Нет, сопротивляться я не хочу. Особенно по утрам! По утрам это бывает так здорово! Это так заряжает!..

… Потом Петер уезжает на работу (у него тоже «мерседес», но только другой, более современной модели), а я остаюсь в доме одна. Но я ценю свое время и стараюсь не терять его. У Петера неплохая библиотека. По его специальности здесь есть все, что мне необходимо: я продолжаю штудировать оториноларингологию, аудиологию, сурдологию… Петер знает это, ибо я не скрываюсь особо. И ему очень нравится моя тяга к знаниям. Мне кажется, он не оставил мысли как-то использовать меня в своей клинике.

Выхожу из дома я редко — настолько редко, что соседи наши, пожилая, очень милая пара (кажется, их фамилия — Кох), уже несколько раз спрашивали у Петера, почему он «прячет свою русскую красавицу». Да, Петер говорит, что все соседи и его знакомые воспринимают меня именно как «русскую красавицу». Не ведется никакой речи о том, что я наполовину немка. Кстати, те немцы, что переезжают в последние годы в Германию из России и Средней Азии, тоже зовутся здесь русскими. Райхсдойче, кажется, не очень охотно принимают в свою среду приезжающих фольксдойче… Но я не много значения придаю тому, как воспринимают меня коренные немцы. Куда важнее, как воспринимает меня Петер. И как воспринимаю себя я…

Петер меня, как будто, по-настоящему любит. И это взаимно. Петер каждый день стремится доказать свою любовь. Подарки, какие он делает мне, просто сводят меня с ума. Украшения, парфюмерия, всевозможные наряды, изысканные лакомства… Он невероятно щедр! Петер подбрасывает мне на ночной столик «Правила дорожного движения», а назавтра объявляет, что покупает мне автомобиль, и спрашивает, какого бы цвета машину я хотела. Я отказываюсь, говорю, что Петер балует меня и что по натуре своей я вообще не автомобилистка. Но он настойчив. И я вынуждена что-то выбрать… Мне всегда были симпатичны цвета неброские: салатовый, бежевый, светло-серый… Что-нибудь такое!

Как я воспринимаю себя? Мне это не всегда просто понять. Но несомненно: между мной вчерашней и мной сегодняшней есть ощутимая разница. Живя в Петербурге, даже еще раньше — в Казахстане, на Алтае, я всегда «ощущала» себя чуть-чуть немкой, во всяком случае никогда не забывала о том, что я лишь наполовину русская. А сейчас, оказавшись в Германии, поняла — я русская до мозга костей. И не потому, что знакомые Петера зовут меня «русской красавицей», а потому, что я русская и есть. Основа во мне русская! Формула, по которой я сделана, — русская… И несмотря на то, что на Руси принято все русское поругивать, а на Западе — над русским чуть-чуть подсмеиваться и не чуть-чуть бояться русского, я отчего-то происхождению своему рада и страшно им горда. Хотя никому не говорю об этом. Мне думается иногда, что пришла пора ломать некоторые стереотипы… Я бы могла поразмыслить в этом направлении и дальше, но не вижу в сем смысла. Лично мне и так все ясно. А аудитории я здесь не ищу.

Одна из первых моих самостоятельных прогулок, разумеется, — к Томаскирхе. Мне всегда очень нравилась старина. А старина, связанная еще и с именем Баха, с композитором, перед творчеством которого я преклоняюсь, — вообще имеет для меня неодолимую притягательную силу.

Иду пешком, ибо от дома Петера до Томаскирхе — от силы километр. А мне все так интересно в этом городе: начиная от общественного транспорта, кончая кафе под открытым небом. В незнакомом городе, в незнакомой стране каждая деталь как бы бросается в глаза. Цвет домов не такой, как у нас, какие-то иные окна, иная брусчатка под ногами, иные фонари и светофоры, иное оформление витрин. Даже само небо здесь какое-то не такое — быть может, оттого, что выше, чем в Петербурге, ходит солнце. И приметы осени здесь еще не так явны — Лейпциг ведь значительно южнее.

Я выхожу к старой ратуше и с полчаса прогуливаюсь по площади перед ней. Присаживаюсь на лавочку, с интересом рассматриваю прохожих. Девушки здесь в общей массе своей — не очень… неяркие какие-то. Зато уж если встретится красавица, так это будет красавица без изъянов. Парни видятся мне много симпатичнее. Заметно, что здесь каждый думает над своим имиджем. Да, это не как у нас, — накинул на себя, что под руку попалось, и бегом на работу.

Щурюсь под солнышком, надеваю солнцезащитные очки. Молодые немцы обращают на меня внимание, иные даже оглядываются. Но я стараюсь выглядеть «попрохладнее» — мне не хочется случайных знакомств.

С большим любопытством захожу в магазины и магазинчики, в лавки и лавочки, каких здесь бесчисленное множество. Все очень интересно: обилие товаров, внутреннее убранство… Неназойливое внимание продавцов, их предупредительность и очень искренняя доброжелательность меня поражают. Здесь очень ценят покупателя, покупатель здесь — господин, и малейшее желание его — непреложный закон.

Ради интереса захожу в аптеку. У пожилого седовласого аптекаря спрашиваю лекарство, какое мама моя искала по стране полгода. Аптекарь переспрашивает название лекарства и некоторое время задумчиво смотрит на меня. Потом говорит: «С компьютером посоветоваться надо»… Он извиняется, отходит от прилавка к компьютеру, набирает на клавиатуре название лекарства и некоторое время ждет информацию. Вежливо улыбается мне. Наконец компьютер отвечает аптекарю. И через пять минут искомое лекарство передо мной!