Энцо Бьяджи - Причуды любви

Как-то раз мне попалась такая реклама: «Наши продавщицы в роскошной эротической атмосфере демонстрируют на практике все достоинства предлагаемых товаров». И это вовсе не распутство, а коммерческая основательность.

Шведы, считающие стыдливость пороком номер один, сорвали с любви все покровы таинственности и теперь, похоже, ищут новых эротических стимулов. Когда все дозволено, рано или поздно наступает пресыщение и срочно требуется какой-либо запретный плод.

Девичество считается ненужной обузой, и в годы Джульетты невинность для большинства юных шведок — это лишь воспоминание о прошлом. Давно минули времена, когда Стриндберг шокировал публику перипетиями Юлии, неудовлетворенной юной буржуазки, которая в ночь Святого Иоанна при ослепительном огне фейерверков, после обильных возлияний презрела социальные различия и проповеди лютеранских священников и принесла свою девственность в жертву официанту Жану. «Какой стыд! — возмущались зрители. — Девушка из хорошей семьи — в объятиях лакея!» «Спасите мое имя, спасите мою честь!» — кричала затравленная девица и покидала сцену, размахивая опасной бритвой.

Теперь об этом без усмешки вспомнить нельзя. А все-таки не хотелось бы, чтоб под натиском практицизма притупились острота чувств, горечь разочарований, накал страстей или тихое блаженство истинной любви.

Знаменитая Лив Ульманн, которая в течение пяти лет была спутницей Ингмара Бергмана, вспоминая о юных годах, признается: «Я противилась наслаждению из страха совершить какую-нибудь неловкость. А больше всего боялась, видимо, запачкать передничек благонравной девушки. Ведь стереотип мышления сломить очень нелегко. И вдруг со мной словно что-то случилось — радость оглушила меня… Мы молча гуляли по пляжу, ничего друг другу не обещая и ничего не боясь. Мы прятали монеты в местах, где вдвоем испытали счастье… Должно быть, наша любовь родилась из обоюдного одиночества. Я так нуждалась в опоре, а он мечтал о женщине, которая бы его понимала. Но всему на свете приходит конец. Один человек не может надолго стать собственностью другого».

На одной из площадей Копенгагена стояла раньше скульптура микеланджеловского Давида. Но в один прекрасный день кто-то придумал, что нагота этого красавца оскорбляет нравы. Давида упрятали подальше, в зелень парка. И никому не показалось абсурдным решение властей — во всяком случае, никто не осмелился оспаривать внешние приличия.

И в том же Копенгагене, буквально на каждой рекламе, в каждой витрине, красуются мужские и женские половые органы, причем сработанные грубо, без всякой артистичности. Но опять-таки никто по инерции не протестует. Истегад — улица магазинов, торгующих эротическим товаром; здесь часто устраивают представления, мягко говоря, выходящие за рамки приличий. Поэтому сюда стекаются толпы иностранцев. Вообще-то, именно датчане первыми узаконили порнографию, сочтя ее «естественной потребностью, ни в коей мере не нарушающей устои общества».

«Психология скандинавов не приемлет, когда детям дарят оружие, и приветствует в качестве подарков атласы по сексуальному воспитанию», — пишет Альберто Арбазино. Некоторые психологи даже утверждают, что эротические картинки избавляют от нервных потрясений и что миф о сексе в любом случае надо развенчать.

В крестовом походе против предрассудков датчане изобрели Love Show — спектакль с участием всех зрителей. На сцене юноша и девушка или две девушки, они солируют, а зрителей приглашают к ним присоединиться. Аккомпанементом вздохам и стонам служит соответствующая музыка. Мало-помалу публика заводится и спешит на сцену. Ясное дело, вся она тоже своеобразная: отчасти зеваки, но в основном неудачники, люди слабые, безвольные, закомплексованные. Им для возбуждения нужен, что называется, наглядный пример.

Есть бассейны, где голые мужчины и женщины купаются вместе, и это тоже никого не Шокирует. Северяне абсолютно лишены эротического воображения: скажем, для нас, итальянцев, голая женщина — это голая женщина, а для датчанина, норвежца, шведа она либо вещь, либо сложная психологическая проблема. Секс в Скандинавских странах — не пища для анекдотов и двусмысленных намеков, а предмет вдумчивого анализа. С 1971 года в итальянских школах тоже введено обязательное изучение сексологии. И уж тут сочинители анекдотов расстарались, как нигде. Привожу пример:

— Почему улетают аисты? — спрашивает учитель.

— Потому что мы сами научились делать детей, — отвечает Пьерино.

У северян другая шкала ценностей. Там девственность не синонимична «чести», как у нас. Поэтому девушки легко, без романтических терзаний идут на близость. Они хотят любить и любят — остальное не в счет.

Зачастую там, где мы ощущаем эротически возбуждающий привкус, северяне совершенно его не чувствуют. Им и сама эротика представляется чем-то обыденным, со всех сторон изученным, многократно объясненным, и они гордятся этим своим вкладом в современную культуру. Впрочем, сексуальная свобода — лишь составная часть мировосприятия, основанного на индивидуализме.

О духовном складе разных народов много говорят и пишут. Так, в одном трактате по физиологии мне попался рейтинг женской привлекательности. Первое место там, помнится, занимали грузинки, второе — француженки из Арля, за ними шли — кто бы мог подумать? — жительницы нашего приморского Чезенатико, а на четвертом месте были шведки.

Всем известно, что скандинавские женщины гораздо более инициативны и темпераментны, чем мужчины. Может быть, именно поэтому туристки с севера так гоняются за итальянцами — в прессе это уже стало притчей во языцех. Мне рассказывали, как одна студентка из Упсалы залепила пощечину молодому итальянцу, который после танцевального вечера провожал ее в гостиницу и вел себя как истинный джентльмен. «Какой же ты итальянец, если даже не попытался меня поцеловать?! — воскликнула «пострадавшая». — Неужто я такая уродина!»

Однако не надо впадать в крайности, как один наш известный поэт, приехавший в Хельсинки. Ему приглянулась горничная в гостинице, и он, памятуя о свободных нравах северянок, решил не терять времени: разделся догола и звонком вызвал горничную. Она явилась, увидела незадачливого эксгибициониста, покачала головой и исчезла. А вскоре вернулась в сопровождении двух здоровяков, настойчиво пытавшихся препроводить служителя муз в сумасшедший дом.

Как бы ни были гибки рамки морали, все же ни мужчины, ни женщины не желают попадать в скандальные ситуации. Кстати, «скандал» — типично скандинавское слово. Один скандинавист как-то заметил, что Гедда Габлер — это воплощение страха общества перед публичным скандалом.