Энцо Бьяджи - Причуды любви

Рост Муссолини метр шестьдесят семь, он лыс, носит очки, но не на публике; что прежде всего поражает в его лице, так это массивная челюсть. Он весьма способный журналист: когда с 1912 по 1914 год был главным редактором газеты «Аванти», ее тираж с 28 поднялся до 94 тысяч.

Его штурмовые отряды разъезжают на грузовиках, которые прежде возили солдат на фронт, вовсю орудуют дубинками, вливают в глотку политическим противникам касторовое масло, размахивают вымпелами и фашистскими эмблемами. В день пресловутого «Похода на Рим» на площади Неаполя собралось пятьдесят тысяч человек.

Во главе правительства в это время стоит Факта — мелкий, бездарный политикан, который совершенно не владеет ситуацией. «Только прикажите, — заверяет короля генерал Бадольо, — и несколькими залпами я разгоню этих фашистов, как стайку воробьев». Но король не слишком уверен в преданности армии и не дает позволения «стрелять в патриотов». Вместо этого он поручает Муссолини сформировать новое правительство.

Дуче прибывает в столицу и вводит в правительство двух представителей от либеральной партии, двух от демократической, двух от народной, католиков и начальников генеральных штабов армии и флота. Чернорубашечников же, вошедших в Рим кто пешим, кто конным, а кто и в инвалидной коляске, он распускает по домам.

Простодушная, но вовсе не глупая Ракеле не спешит радоваться за мужа, томимая недобрым предчувствием. «Не по душе мне это, Бенито. Раньше ты был сам себе хозяин, а теперь станешь прислуживать всей нации».

Но Бенито продолжает свое головокружительное восхождение. Талантливый немецкий журналист Эмиль Людвиг интервьюировал его тринадцать вечеров подряд, по часу за вечер, и пришел к такому заключению: «Муссолини — великий человек, гораздо выше Сталина».

Он задал Муссолини около четырехсот вопросов о его взглядах на жизнь, историю, искусство. Не обошел вниманием и женщин. О них дуче отозвался не слишком лестно: не способны мыслить синтетически, в лучшем случае — аналитически, начисто лишены творческой фантазии, и вообще предоставить им право голоса было бы ошибкой. Более того — они всегда и во всем должны подчиняться мужчине. «Масса любит сильных мужчин, — изрек он. — Женщины — это и есть масса».

Он признается, что одинок. «В силу моего характера у меня нет друзей. Но я не страдаю от их отсутствия». Он полностью осознает величие своей миссии, однако настроен весьма скептически: «Всякий революционер рано или поздно становится консерватором».

Гитлер, придя к власти, также высоко оценивает Муссолини и заявляет, что у их движений общие цели. Впрочем, Муссолини, по крайней мере на первых порах, держит дистанцию. Д'Аннунцио в письме к Муссолини называет фюрера «вероломным».

Другой известный газетчик — Джон Гюнтер — разделяет мнение Д'Аннунцио: «Гитлер — ядовитый мыльный пузырь, дуче — стальная пружина, а Сталин — гранитная скала». И в самом деле, когда одна из депутатов английского парламента спросила грузинского деспота: «Доколе вы собираетесь убивать людей?», он невозмутимо ответил: «Покуда это будет нужно».

Под фальшивым предлогом, касающимся колодцев в пограничном районе Уал-Уал, мы завоевали Эфиопию. После семи месяцев боев войска под командованием Бадольо вступили в Аддис-Абебу. Муссолини, благословляя эту кампанию, заявил: «Настало время свести с ними счеты».

Итальянцев охватил всеобщий искренний энтузиазм. Даже Гульельмо Маркони хотел отправиться на фронт добровольцем (впрочем, смерть спасла его от этого); даже ветераны прежних африканских кампаний (младшему из них стукнуло семьдесят) рвались в бой. Ушли в армию сыновья Муссолини и его зять Галеаццо Чиано. Летчики эскадрильи «Отчаянная» бомбили беззащитные деревни, распевая победную песню:

Красотки абиссинки раскрыли свои объятия нашим смельчакам и вместе с ними изобрели особый любовный жаргон, на котором «ники-ники» означает «предаваться любовным утехам». На улицах же завоеванных городов и деревень развешивались плакаты с призывами: «Атакуй спереди и сзади!»

Затем наши «добровольцы» объявились в Испании и захватили Албанию. Первого сентября 1939 года нацистская Германия своим вторжением в Польшу развязала вторую мировую войну. Мы целый год сохраняли нейтралитет. А потом наступило унылое время карточек на хлеб, сахар, обувь, одежду; в ресторане тоже обслуживают по карточкам. Каждое утро в десять часов — учебная тревога; затемнения; кофе только по рецепту, в аптеке, или на черном рынке; в моде суррогат, так называемый «Каркаде»; городские парки превращены в так называемые «огороды военного времени».

10 июня 1940 года настал наш черед. Африка, Греция, Россия. «Нас смело либо снежной, либо песчаной бурей», — писал Марио Ригони Стерн.

25 июля 1943 года Ракеле Муссолини узнает, что фашизм пал и что муж уже десять лет изменяет ей с «девушкой из хорошей семьи». Одновременно с нею и вся нация обнаружила, что у дуче не только жена и дети, но и молодая красивая любовница по имени Кларетта Петаччи. В фашистской верхушке и в высшем свете столицы уже давно пошли слухи, да и Чиано упоминает об этом в своих дневниках. У Кларетты есть сестра — актриса, выступающая под сценическим именем Мириам ди Сан-Серволо, — и брат Марчелло, врач по образованию, занимающийся в основном коммерцией. Отец Кларетты Франческо Саверио — профессор медицины, главный врач папской больницы — время от времени печатает статьи в газете «Мессаджеро».

После переворота 25 июля была разгромлена вилла Кларетты в Камилучче, куда основатель новой империи частенько наведывался «поиграть в теннис», как он заверял обеспокоенную родню. Полиция арестовала Кларетту вместе с родителями и сестрой и всех посадила в Новарскую тюрьму.

Тем временем сплетни и слухи росли как снежный ком. Скандальная хроника кричала о золотых медальонах с выгравированными надписями типа: «Мы с тобой едины душой и телом», о политических интригах и грязных сделках. Галеаццо Чиано обвинял семью фаворитки в том, что она «заигрывает с правыми, покровительствует левым, шантажирует верхи, настраивает низы и гребет под себя все подряд».

Некий Озио, основавший Трудовой банк, оказался на грани разорения, не поладив с вездесущим Марчелло; министр Буффарини, напротив, упрочил свои позиции тем, что каждый месяц выплачивал Кларетте по двести тысяч лир; адмирал Риккарди сделал блистательную карьеру стараниями клана Петаччи. «Сама девица еще ничего, — отзывался о Кларетте Себастьяни, личный секретарь главы правительства, — но ее родные — это стая шакалов».