Елена Лагутина - Искушение любовью

— Я нормальный мужик, и если я не могу понравиться женщине, то это не значит, что в этом есть моя вина.

— Что?! — заорала Женя от возмущения. — Ты на что намекаешь? Что я… Что у меня…

— Я не намекаю. Просто если женщина не отвечает взаимностью, несмотря на неоднократные попытки мужчины, значит, она его не любит. — Федор затушил сигарету. — Вот и все, дорогая. Не бойся, все, что я тебе обещал как источник оперативной информации, я сделаю. А сейчас мне пора на работу. Извини.

Он начал одеваться, не обращая на Женю никакого внимания. Женя стояла в растерянности, потеряв дар речи. Одевшись, он повернулся к ней:

— Если ты хочешь выйти со мной, то одевайся быстрее, у тебя пятнадцать минут.

Женя молча пошла в спальню, пряча от Федора глаза, готовая вот-вот разрыдаться. Она ругала себя мысленно, потому что она любила его, умирая от желания, но что-то останавливало ее, и она ничего не могла с этим поделать. Она не доверяла ему, потому что он очень торопился. В ответ на его бурные атаки у нее включалась защита, и она отталкивала его. Женя чувствовала, что была бессильна что-либо изменить.

Одеваясь в спальне, она глотала слезы бессилия, не зная, что предпринять. Она не ожидала такого поворота, но тоже не хотела оправдываться. Она не видела в этом смысла, решив, что не совсем понимает Федора и, видимо, действительно обидела его своей неприступностью. «Наверное, — думала Женя, натягивая юбку, — он привык к чему-то другому и мое поведение его не устраивает».

Она вышла из спальни и увидела, что он уже стоит возле двери, обутый и готовый выходить. Всем своим видом он давал понять, что они чужие.

— Ты готова?

Женя ощутила на себе его холодный взгляд и съежилась, как от ледяного дождя.

— Да. — Голос ее был едва слышен.

— Тогда пошли. — Он открыл дверь и пропустил ее вперед.

Женя подождала его на лестнице, и они вместе вышли из подъезда.

— Ты домой? — спросил он у нее.

— Да.

— Отсюда дорогу найдешь?

— Да.

Федор вопросительно посмотрел на нее:

— У тебя все в порядке?

— Да. — Женя держалась из последних сил, чтобы не заплакать. — Иди!

Федор подошел к ней вплотную и, приподняв ее голову за подбородок, посмотрел внимательно в глаза:

— Ты почему плачешь?

— Я не плачу. — Женя пыталась отвернуть от него свое лицо.

— Я что, не вижу? — Он взял ее лицо в свои ладони. — Я обидел тебя?

— Нет. — Слезы текли у нее по щекам, и она уже махнула на них рукой.

— Тогда почему ты плачешь? — Он наклонился к самому ее лицу. — Почему?

— Отпусти меня. Пожалуйста, — прошептала Женя.

— Не могу, — так же шепотом ответил он ей.

— Но почему? Ведь я измучила тебя?

— Измучила. — Он улыбнулся и прижал свой лоб к ее. — Я умру без тебя!

— Это неправда! — Женя отстранилась от него. — Ты зачем так говоришь?

— Ты спросила, я ответил. Я люблю тебя, а ты не видишь. И мне больно, но сделать я с собой ничего не могу: я все равно люблю тебя. Мое самолюбие страдает, но я плюю на него и продолжаю ждать и надеяться, что, может быть, пройдет время, и ты захочешь снова увидеть меня.

— Я хочу снова увидеть тебя, — как эхо отозвалась Женя.

— Когда?

— Всегда.

Он отстранился и внимательно посмотрел на нее. Женя закрыла глаза, и он засмеялся:

— Ты меня боишься?

— Боюсь, — кивнула Женя. — И тебя боюсь, и себя.

— Же-неч-ка, — нежно прошептал он ей на ухо, осторожно целуя в щеку, — я позвоню тебе, если не умру от любви. Я готов ждать тебя, но скажи, я все правильно понимаю?

— Да, — тихо выдохнула Женя, заливаясь краской и стараясь отвести глаза от его пристального взгляда. — Правильно.

— Я люблю тебя, слышишь? — сказал он еле слышно ей на ухо. — Скажи мне что-нибудь, и я побегу!

— Я буду тебя ждать. — Женя была ни жива ни мертва от счастья.

Федор резко выпрямился и, глядя на нее, вдруг рассмеялся. Потом чмокнул в щеку и быстро побежал к трамваю, который поворачивал из-за угла. Он влетел в него и на прощание успел еще раз помахать Жене.

Федор позвонил поздно вечером, когда Женя уже перестала ждать.

— Привет! — Его голос был немного осипшим. — Еще не спишь?

— Нет, твоего звонка жду! — с готовностью ответила Женя.

— Только звонка? — как-то вяло пошутил Федор и закашлял.

— Федя, ты здоров? — забеспокоилась Женя.

— Все нормально, бери ручку и записывай! — Он говорил словно через силу.

— Федя, ты из дома звонишь? — настаивала на своем Женя.

— Из дома. — Было слышно, как он закрыл трубку и снова начал кашлять. Потом, убрав ладонь, продолжил: — А ты что, хочешь ко мне приехать?

— Хочу! — Женя удивилась своей решимости, она чувствовала, что он заболел и ни за что не признается.

— Но уже поздно, — возразил Федор. — Я не хочу, чтобы ты ходила одна по ночам. Ты серьезно хотела ко мне приехать?

— Послушай, — возмущенно ответила Женя, — за кого ты меня принимаешь? Я сейчас все равно к тебе приеду!

— Но зачем?

— Я слышу, что ты заболел, и мне это не нравится!

— Женя, я не маленький ребенок и как заболел, так и выздоровею: жалеть и сюсюкаться со мной не надо. Понятно? Записывай! Ручку взяла?

— Да, говори.

— Первый брак Красовского. Каиндина Юлия Николаевна, родилась в декабре тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Студентка первого курса педагогического института. Брак зарегистрирован в августе тысяча девятьсот девяносто третьего года. Умерла в сентябре тысяча девятьсот девяносто четвертого года. Отравление снотворными.

Второй брак. Волошина Татьяна Юрьевна, год рождения тысяча девятьсот семьдесят шестой, месяц май. Без определенных занятий. Брак зарегистрирован в октябре тысяча девятьсот девяносто шестого года. Умерла в декабре тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Диагноз: эпилепсия.

Третий брак. Ларионова Маргарита Михайловна, год рождения тысяча девятьсот семьдесят третий, январь. Окончила политехнический институт. Не работала. Регистрация брака — в июне тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Умерла в июле тысяча девятьсот девяносто девятого года. Диагноз: черепно-мозговая травма.

Четвертый брак. Быстрова Лилия Викторовна, родилась в декабре тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Окончила университет. Не работает. Регистрация брака — в январе двухтысячного года.

Дальше. Смерть Панкратова Андрея Васильевича, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, нигде не зарегистрирована.

— Это что значит? — на всякий случай решила уточнить Женя.

— Это значит, что, как ты утверждаешь, он убит четвертого июля, труп его просто уничтожили.

— Как это?

— Ну не знаю, Женя! Утопили, зарыли, расчленили, замуровали, сожгли — какая разница? Тебя ведь интересовало не это, как я понял?

— Да, я хотела выяснить, похоронен ли он на кладбище?