Наталья Калинина - Полуночное танго

Они появились на пороге кухни. У Марго было испуганное лицо.

— Что случилось? — вырвалось у меня.

— К тебе это не имеет ни малейшего отношения, — безапелляционным тоном заявила мама. — Может, скушаешь два яйца всмятку?

— Поняла. — Марго подошла и остановилась у меня за спиной. — Ты не знаешь, где Варечка? — спросила она у мамы.

— У Ставицких. Славу ночью забрали в больницу с несколькими переломами.

Марго присвистнула и выругалась. С ней это случается в минуты особого душевного волнения.

— Как это произошло? — Я не узнала собственного голоса.

— Не справился с мотоциклом и врезался на полном ходу в кирпичную ограду возле ликероводочного. Говорят, еще легко отделался.

— Во сколько это было? — Марго наклонилась и быстро чмокнула меня в макушку.

— Около трех ночи. Понятия не имею, зачем его понесло на Маяковскую, — гадала вслух мама. — Вот уж точно — без царя в голове.

— Все ясно, — протянула Марго. — Не расстраивайся, Пупсик. — И удалилась, громко стуча каблуками.

Мы с мамой остались вдвоем.

— Понимаю, ты расстроилась из-за Славы, но, поверь мне, все обойдется. Бедная Эмма Вячеславовна. Она души в нем не чает. Слава Богу, ты у меня девочка. Хотя, будь у меня сын, я бы не позволила ему и близко к мотоциклу подойти. Мать с бабушкой совсем избаловали Славу.

По моим щекам текли слезы. Известие о несчастном случае со Славкой оказалось последней каплей, и мои нервы сдали.

Я плакала, уткнувшись в мамино плечо, а она гладила меня по спине и называла ласковыми именами. Потом мама повела меня к себе в комнату, усадила в кресло. Я сидела и смотрела, как она завивает волосы, красит ресницы. Это было непривычное зрелище — в отличие от Марго мама, сколько помню, никогда не следила за своей внешностью. Еще я заметила, что у мамы виноватое и какое-то растерянное лицо. Впрочем, все происходящее вокруг в тот отрезок времени казалось мне нереальным, и я не утруждала свои мозги размышлениями. Наконец мама облачилась в шелковый немецкий костюм с белым отложным воротником, в котором играла на утренниках и выпускных вечерах в своей музыкальной школе, озабоченно глянула на часы.

— Мне пора, Асенька. Будь умничкой. Я скоро приду.

— Куда ты? У тебя же каникулы.

Не знаю, почему я это спросила, — мне было неинтересно, куда идет моя мать. Хотя она всегда была такой правильной и после работы обычно сидела дома с книгой или вязаньем в руках.

— Мне нужно серьезно поговорить с одним человеком. Это очень важно. — Она улыбнулась, глядя куда-то мимо меня. — Я обещала ему и не могу отменить встречу.

Она вышла, оставив в комнате слабый запах «Лесного ландыша». Эти духи очень подходили той маме, какую я до сих пор знала, — нежный, чуть старомодный аромат. Так и должно пахнуть от ведущей безгрешную жизнь женщины.

Когда ее шаги стихли, я подумала, что пора заглянуть в крольчатник. После случившегося минувшей ночью я страшилась встречи с Арсеном, хотя втайне очень хотела его видеть. Мне было стыдно. Да, стыдно посмотреть ему в глаза. Я была во власти дремучей девчоночьей наивности.

В доме не было ни души, и я спокойно собрала в сумку все, что посчитала нужным. Два помидора, несколько бутербродов с толстыми кружочками полтавской колбасы, марципан. Потом насыпала в пол-литровую кружку три полные ложки растворимого кофе, налила кипятку. Уже на подступах к крольчатнику вспомнила, что забыла положить в кофе сахар. Я решила сбегать за ним потом.

— Ау, — тихо окликнула я, шагнув в полумрак крольчатника.

Мне никто не ответил.

Я поставила сумку и кружку с кофе на крышу полуразвалившейся клетки и огляделась по сторонам. Пусто. Тогда я вышла наружу, придвинула козлы, на которых когда-то пилили дрова, и вскарабкалась на них. На крыше тоже никого не было. От нагретого рубероида воняло смолой и какой-то химией.

Я спрыгнула с козел и села прямо в лебеду. Я испытывала самые противоречивые чувства. Главным было разочарование. Но я не хотела себе в этом признаться.

«Он убийца, — думала я. — Потому и слинял. Вполне может вернуться и кокнуть меня. Наверное, испугался, что я проболтаюсь. Но, с другой стороны, если Арсен хотел меня убить, он спокойно мог сделать это ночью. Нет, нет, я не должна так думать. Он просто куда-то пошел. Он вернется ко мне. Господи, хоть бы его не поймали…»

— И что, интересно, делает здесь эта нимфетка? — услышала я озорной голос дедушки Егора. Он стоял в двух шагах от меня. Я обратила внимание, что дедушка Егор был в брюках и белой рубашке. Обычно он ходил по дому в штанах на резинке и пестрой рубашке навыпуск.

— Греюсь. Сегодня холодный день.

— Дома есть кто-нибудь?

— Никого, если не считать меня. Но меня можешь не считать.

Дедушка улыбнулся.

— Ты знаешь, что я не ночевал дома?

— Откуда мне это знать?

— Ты же у нас всезнайка. — Он сделал шаг в мою сторону и протянул мне руку. Я, обрадовавшись, взяла ее и вскочила на ноги. — Ладно, пошли. Напоишь меня кофейком. — Он повернул голову и посмотрел на меня. — Из тебя получится настоящая сердцеедка. Это в тебе по нашей, захаровской, линии. Твой покойный дедушка Петр Михайлович был замечательным человеком и заядлым преферансистом, но чего-чего, а огонька в нем не было. Я бы даже сказал — ни единой искры. Я не знаю, правда, что представлял из себя твой отец, но, судя по всему, он был мужчина хоть куда.

Я налила кофе и себе тоже. Чуть-чуть полегчало. Я даже подумала о том, что, если Арсен исчез, это к лучшему. Можно вляпаться в такую историю…

Я вздохнула, вспомнив то, что случилось прошлой ночью. К щекам прихлынула кровь. Внизу живота что-то вздрогнуло и заныло.

— Варечка очень осуждает меня за то, что я бросил семью, — слышала я словно издалека голос дедушки. — Женя, твоя мать, тоже. Я понимаю. На семейных устоях, как ни верти, все общество держится. Но с какой стати, позвольте, именно я должен его держать? Я что, атлант? — Он задумчиво размешивал в чашке кофе. — Никакой я не атлант — я дедушка Егор. «Из-за лесу, из-за гор ехал дедушка Егор», — пропел он неожиданно высоким фальцетом, перегнулся через стол и сказал, глядя на меня в упор: — А лучше всего, чтобы окружающие не видели ни лица твоей жизни, ни ее изнанки. Для этого всего-навсего нужно быть великим актером, но ведь жизнь и есть ни на минуту не прекращающийся спектакль. Сегодня играем греческую трагедию, завтра — русский водевиль. Играем одинаково увлеченно и профессионально. Как ты думаешь, я прав?

Он протянул руку и погладил меня по голому плечу. Я почему-то вздрогнула.

— Да. Если все принимать всерьез, и в самом деле можно сыграть в ящик. Или кого-то убить, — сказала я. — Как ты думаешь, почему люди так любят друг друга обманывать?

— Потому что они слишком серьезно воспринимают жизнь. Знаешь, кто самый умный человек на земле? Никогда не догадаешься. Цирковой клоун, с лицом, размалеванным красно-белой краской, и в больших неуклюжих башмаках. Он говорит людям: смейтесь над собой, облегчайте душу. Только не стройте постных рож. Тот, кто часто смеется, никогда не возьмет в руки топор или нож и не поднимет его на ближнего. Мошенниками и убийцами бывают люди с постными скучными физиономиями…