Анна Харрелл - Вероломство

Но у Абигейл, оказывается, давным-давно не было Камней Юпитера.

— Не надо было мне выезжать из Гонолулу, — сказал он Ребекке Блэкберн.

Она улыбнулась ему, проявив трагическое непонимание:

— Скажите-ка, какое запоздалое раскаяние!

Ребекка тоже боролась со своими мрачными мыслями. Она любила Джеда. Так ей, по крайней мере, всегда казалось. После того, как в 1975 году они расстались, у нее были мужчины, и они немало значили для нее, но ни один не вызывал в ней такого волнения и огня, как Джед Слоан. И она помнила об этом, хоть и внушала себе, что ненавидит его за то, что он с ней сделал.

И теперь она вовсе не была уверена в том, что им удастся выйти из этих перипетий первозданно-чистыми. Не дай Бог, что-нибудь произойдет с Май. Джед может потерять дочь, а невольной виновницей этого окажется Ребекка с ее необдуманными поступками.

«Если бы знать заранее, что правильно, а что — нет, — часто говорил Томас Блэкберн, — то не пришлось бы делать трудный выбор».

Выбором Томаса в 1963 году стало молчание. Жан-Поль в 1975 году не колеблясь решил поставить под удар свою жизнь, чтобы не умножился счет жертв Абигейл Рид. Выбор Джеда состоял в том, чтобы признать Май своей дочерью и одному воспитывать ее.

Трудные решения, подумала Ребекка. И, может быть, не всегда верные, но принимались они словно между молотом и наковальней. И всякий выбор, каждое решение имело свое продолжение, ветвилось, точно дерево.

Понимала ли это Абигейл Рид? Однажды она уже пыталась убить Май. Собственную внучку!

— Мы выручим Май, — сказал Жан-Поль, будто прочитав мысли Ребекки. — Абигейл знает, что ехать в Марблхед у меня нет никакой охоты. Она использует Май как приманку.

— Как вы думаете, чего она добивается?

— Она хочет объявить твоего деда виновником злодеяний последних тридцати лет, — спокойно ответил Жерар. — Она решила убить и его, и меня.

— Но это безумие!

Жан-Поль остановил на Ребекке мягкий, внимательный взгляд.

— Подумай, Ребекка, так ли это?

Дом Вайтейкеров в Марблхед-Нек остался таким, каким его запомнил Томас во время первого визита сюда вместе с Эмилией, незадолго до начала второй мировой войны, перед опустошительным тропическим циклоном, обрушившимся на восточное побережье в 1938 году. Депрессия еще не ослабила мертвой хватки, но у Вайтейкеров в тот солнечный день за тщательно отобранными гостями, которых было не менее ста, ухаживали лакеи, разносившие яства на серебряных блюдах. Эмилию подташнивало на первых порах беременности, поэтому она ела очень мало, а больше наслаждалась дыханием моря и светской беседой. Джон Вайтейкер был неисправимым хвастуном, но его жена Сара представляла собой тип женщины кроткой, воспитанной и немного отмеченной налетом снобизма. Она взяла Эмилию под свое крыло, объясняя, каким образом надо выживать в Бостоне, где к власти пришли, вытеснив аристократов, какие-то ирландцы вроде Джона Фитцджеральда и Майкла Керли. Бедная Сара не могла предположить, что лет через двадцать сейчас еще не родившийся сын Эмилии женится на ирландке с Юга.

Спотыкаясь и поскальзываясь на крупных камнях, дрожа на пронизывающем ветре с моря, Томас как наяву видел Абигейл, которая карабкалась к нему, держа в руках водоросли и моллюски. Щеки у нее разрумянились, а глаза победно сияли.

«Посмотри, дядя Томас, посмотри! Как ты думаешь, я найду русалку?»

«Ищи, — отвечал он, — как знать, может, и найдешь».

«Пойду покажу папе».

Вскоре Томас увидел, как Джон Вайтейкер сердито подошел к кромке скалы и швырнул сокровища маленькой Абигейл как можно дальше в море, а Сара взяла ее, всхлипывающую, за руку и повела в дом, чтобы вымыть ее и переодеть в чистое платье. По пути она объяснила, что русалок не бывает.

С той поры минуло более полувека, но Томасу помнилось это яснее, чем то, что случилось в прошлом году.

Нгуен Ким, который шел за Томасом по скалам, приказал ему остановиться. Томас был рад подчиниться. Где-то он вычитал, что ноги с годами подводят в первую очередь. Это прогулка по крутой тропинке вниз, к морю, как нельзя лучше подтверждала такую теорию.

Они вышли на относительно ровное место, покрытое валунами, которые со всех сторон были облеплены острыми ракушками. Между валунами после отлива остались лужицы. Из дома это место увидеть было нельзя. Прилив накатывал высокими, пенными бурунами, поскольку собиралась буря. Томас, казалось, уже чувствовал брызги, попадавшие на лицо. Интересно, подумал он, Абигейл замышляет свои планы в соответствии с погодой, или близящийся шторм — это еще одно счастливое, но случайное совпадение?

Он обернулся. Ким указал на один из валунов.

— Садись, — сказал он.

— Ракушки острые, — возразил Томас.

Ким ухмыльнулся:

— Нормально.

Вьетнамец, телохранитель Абигейл, встретил Томаса на лужайке перед особняком и без лишних слов продемонстрировал пистолет, заткнутый за поясной ремень. Он повел Томаса вниз по скалам.

Томас надеялся, что ублюдок споткнется и случайным выстрелом ему оторвет яйца.

Томас все-таки сел. Ракушки впились в задницу, но это было ничего. Во всяком случае, предпочтительней пули в затылок, которой, впрочем, тоже долго ждать не придется.

— Я так понимаю, что Абигейл не желает марать гостиную моей кровью, — прокомментировал ситуацию Томас.

Ничего не ответив, Ким разматывал длинную веревку, которую он извлек из кармана.

Томас стиснул челюсти, чтобы зубы не стучали один о другой, но все напрасно: холод пронизывал до костей.

— Зачем веревка? Абигейл боится, что я вернусь в ее дом привидением?

— Руки, — скомандовал Ким.

— Ты деловой парень, да?

— Руки.

Томас со вздохом покорно скрестил руки за спиной, и Ким немедленно обмотал веревкой его запястья. То же движение он повторил и с лодыжками. Узлы были такие крепкие, что и без того слабая циркуляция крови в конечностях Томаса прекратилась совсем. Он всегда боялся ампутации, а сейчас пожалел, что раньше ему не отрезали руки-ноги. В данной ситуации это оказалось бы большим преимуществом.

— Ты всегда был мерзавцем, каких мало, — мягко проговорил Томас.

Ким метнул на него быстрый, недобрый взгляд.

— Я был таким, чтобы выжить.

— Позвольте спросить, — сказал Томас, не дрогнув под взглядом вьетнамца, — так ли уж важно, выживет ли такая скотина, как ты?

— Готовься к смерти, старик.

Томас с отвращением посмотрел на Кима.

— Я должен был умереть еще двадцать шесть лет тому назад, не так ли?

Ким молча затянул последние узлы и встал во весь рост.

— Нгуен Ким, — повторил Томас, словно до сих пор сомневался, тот ли это вьетнамец. — Ты ведь был другом Куанг Тая?

— Я был знаком с ним.