Луи де Берньер - Дочь партизана

– Никогда не бывал и даже не знаю, какие они.

– Я тоже не знала. Я работала в баре. Вернее, в пабе. Нелегалу трудно найти приличную работу. Все заканчивается барами, кафе или заведениями пакистанцев, греков-киприотов и прочих, кому на закон плевать. Либо нанимайся к богачу – им нужны миловидные девицы, прибираться и за детьми приглядывать.

Ну вот, в клапамском пабе за стойкой я разливала выпивку, и один мужик со мной заговорил. Ничего такой. Золотая галстучная булавка, большой золотой перстень. «Такая красавица гробит себя в этакой дыре, – сказал он. – Поди, и платят-то гроши, а, дорогуша?» Да нет, отвечаю, нормально, а он продолжает: «Могли бы зарабатывать пару сотен за вечер, особо не утруждаясь».

Что же это за работа? – спрашиваю. «Хостес-клуб. Владельцем мой приятель. Не поверите, сколько там девчонки заколачивают. А всего-то надо полюбезничать с парнями, желающими отдохнуть от своих старых кошелок».

Я сразу подумала ясно о чем и говорю: по-вашему, я мечтаю стать девкой? Коли так, валите-ка подобру-поздорову. Видишь, я уже нахваталась лондонских словечек.

А он засмеялся и говорит: «Нет-нет, что вы! Там вот как: приходят мужчины, вы с ними болтаете, понятно? Проявляете к ним интерес, так? Потом они покупают шампанское. Это ваша задача. Раскрутить их на шампань, ясно? С каждой бутылки вам комиссионные. Эти мудилы за пузырь отстегивают охерительные башли, простите мой французский, вам идет процент, расчет сразу, перед уходом домой. Не поверите, некоторые отваливают сотни за бутылку шипучки».

Идиоты, что ли? – говорю я, а мужик отвечает: «Да нет, просто они безобразно богаты либо охеренно одиноки, а чаще – и то и другое».

Потом заказал еще пинту и спрашивает: «Не заинтересовало?»

Не то ли это заведение, спрашиваю, куда людей заманивают, подпаивают, а затем выставляют им огромный счет? Я слыхала, так подлавливают иностранцев. Кто не разбирается в фунтах.

«Нет, дорогуша, то в дорогих барах, а это хостес-клуб. Совсем другое дело. Правда, есть одна закавыка». – «Да? Какая же?» – «Надо наряжаться киской, мать ее за ногу». – «Киской?» – «Ага, смачной киской. Ну, там, хвост, уши, усы и все такое, а еще черные ажурные чулки и туфли на шпильке». – «Разве кошки носят шпильки и чулки?» – «Лондонские носят, дорогуша. Не замечала, что ли?»

Ну вот, мужик дал адресок в Сохо, записку и предупредил: «Раньше пяти вечера не заявляйся». Ладно, подумала я, гляну, вреда не будет.

Перед домом имелось крыльцо, а сам хостес-клуб «Кискин рай у Бергонци» при обычном освещении смотрелся паршиво. Почти как этот дом, если не хуже. Все грязное и старое. Однако в красном свете оно выглядело роскошно. Смахивало на большой бар: столики низкие, стеклянные столешницы, много диванов и кресел, красный ковер и овечьи шкуры – на самом-то деле синтетика, в машине стирать можно. Затхло, потому что окна никогда не открывались.

Я поднялась на крыльцо, постучала в дверь с решетчатым оконцем, и в нем показался мужик. Отвали, говорит и смотрит сквозь меня.

Я к Бергонци, объясняю, от Боба.

А мужик – как горилла, нацепившая бабочку; многие так его и звали, а ему хоть бы хны. Народ говорил: «Привет, Грилл! Как дела, Грилл?» – и он нормально откликался. Молчун, но бузотеров выкидывал только так. Я с ним мало общалась. Имелось у него хобби – коллекционировал экзотические сигаретные пачки, которые оставляли иностранцы. Говорили, что всю квартиру ими завалил. Ну вот, Грилл меня впустил, услышав, что я к Бергонци, вот тогда-то при обычном освещении я и разглядела, как там все задрипано. Однако в центре зала был фонтан, уйма искусственных растений повсюду и бархатные драпировки.

Бергонци был ничего себе. Итальянец-кокни. По крайней мере, так он представился. С виду вылитый мафиози: белые туфли, черная рубашка, черные брюки, сильный загар, солнечные очки, хотя зачем они в комнате, и великолепные белые зубы.

Он оглядел меня и ухмыльнулся: «Ну что, лялька, ты милашка». Я подала ему Бобову записку, он прочел и говорит: «Старина Боб. Беда в том, что если я тебя возьму, то придется дать ему мартышку».

Я ушам не поверила. «Мартышку?» – спрашиваю.

«Комиссионные. Жаргон еще не освоила, да? А в чем работа, знаешь? Коли нет и потом тебе не глянется, мы зря теряем время, так?»

– А хочешь, изображу сейчас Бергонци? – спросила я. – Все девчонки его показывали.

– Давай, – согласился Крис.

Я приготовилась: встала, слегка выпятила грудь и заговорила, то и дело поправляя воображаемые солнечные очки: «Значит, так, лялька, все просто, как два пальца об асфальт. К нам ходит до фига богатого мудачья, у которого бабла как грязи. Будь с ними ласкова, только и всего, сечешь? Поболтай, используй свои чары и заставь купить шипучку. В этом весь секрет. Пузырь шампани клиенту обойдется в девяносто бабок, из них тридцать – твои, поняла? Ты вроде как моя продавщица.

Есть клубные правила. Первое: вход только для членов клуба, годовой абонемент стоит пятьсот фунтов, но за пятьдесят бабок допускается разовое посещение, если ты совсем тупой, а денег куры не клюют.

Есть правила для девочек. Первое: ни хрена налогов, ни хрена страховки, расчет только налом. Правило второе: никаких шашней на работе. Твое дело, если захочешь перепихнуться, – кого-то это интересует, кого-то нет. За ночь мои пташки заколачивают по паре тонн, сечешь? Но если что, вали в гостиницу или еще куда. Я не желаю, чтобы всякий засранец шил мне сводничество.

Правило следующее: глуши шипучку, сколько осилишь, что останется – выплескивай в цветочные горшки, когда клиент пойдет отлить. Правило какое там: категорически не напиваться, это бардак и мигом увольнение. Униформа обязательна. Кое-что выдадим, но чулки и шпильки купишь сама, и гляди, чтоб корма смотрелась аппетитно, когда будешь ею вилять. Правило номер дальше: если курить, то классные сигареты – длинные, с белым фильтром и золотым ободком. Никакой дешевки и тем более самокруток».

Я села, и Крис меня похвалил:

– Тебе надо в актрисы. Здорово.

– Ну вот, Бергонци дал десять фунтов на туфли и чулки, хотя видел меня первый раз в жизни. Он хороший был, правда. Слава богу, говорит, что есть Боб, потому как девочки то и дело выходят за клиентов и сваливают.

Мелькнула мысль не возвращаться: пожалуй, работенка не по мне. Мне бы в университет какой, а не в дерьмовый клуб, да еще наряженной кошкой. Это было… какое тут слово?

– Унизительно? Недостойно тебя?

– Да, недостойно меня. Знаешь, работа дурацкая, ничего интересного, но я решила: ладно, платят хорошо, надолго не задержусь, зато насобачусь в английском.

Утром я пошла на Оксфорд-стрит, купила туфли и чулки, поглазела на шикарные витрины и подумала: счастливица Роза, скоро сможешь все это купить. Потом прогулялась на Лестер-сквер и Пиккадилли, зашла в книжные лавки на Черинг-Кросс-роуд. Убивала время, как вы говорите. Съела пиццу и увидела человека с большим плакатом, призывавшим не есть мясо, потому что белок пробуждает похоть, а сладострастники попадают в ад. Я немножко за ним прошла, потому что в Югославии такого не встретишь. На Трафальгарской площади посмотрела на голубей. На ступенях Святого Мартина играли скрипач и гитарист, но потом гад полисмен стал их прогонять, и все заорали, чтоб он сам валил к чертям, и мне это понравилось. В Югославии никто полицейских не посылает. На тротуаре перед Национальной галереей сидел художник-хиппи, он нарисовал мой портрет, на котором я вышла прям кинозвезда. Здорово было, так я убила весь день.