Луи де Берньер - Дочь партизана

В половине десятого пришла к клубу, Грилл меня впустил. Появился Бергонци, поздоровался и представил меня худой рыжей Вэл, которая работала администратором и за девушками приглядывала. Позже я узнала, что Вэл и Бергонци крутят роман за спиной его жены.

Вэл была милая. Помогла мне облачиться в кошачий наряд. Я глянула в зеркало и растерялась – то ли рассмеяться, то ли психануть. Пожалуй, мне не хочется тут работать, сказала я.

«Полная дурь, верно, душенька? – ответила Вэл. – На твоем месте я бы поржала, и все. Есть работы и хуже – например, вожжаться с прокаженными в Конго или чистить сортиры в Китае».

Чувствую себя идиоткой, сказала я. «Идиотка не ты, идиоты клиенты, которых это заводит. Скажи себе: они психи, а я делаю из них дураков и вытряхиваю деньги. Все просто».

Боюсь, у меня не получится, сказала я. «Ну разок-то попробуй. Будет невыносимо – больше не придешь. Давай-ка накрасимся». Мне нарисовали большие кошачьи глаза и приклеили усы.

Крис засмеялся:

– Наверняка ты выглядела очень обаятельно.

– Не поверишь, потом я даже полюбила кошачий костюм. Белая манишка и такая шапочка с ушами, открыто одно лицо. Очень удобно, правда. И еще белые перчатки.

– Однажды я нарядил дочь белкой. На костюмированный праздник. Она была такая прелесть, аж горло перехватило.

– Наверное, потому, что тогда ей еще не перевалило за двадцать, – сказала я. – Позже я оценила удобство своего наряда.

– И в чем же оно?

– Отличная ширма. В таком костюме можешь быть кем угодно. И трепаться с клиентами о чем хочешь. А когда переодеваешься в свое – будто вымыл руки. Домой идешь нормальным человеком с чистыми мозгами. Мне это нравилось. Вот только со шпильками так и не свыклась. Ногами мучилась все время, что там работала.

– А другие девушки, какие они были? – спросил Крис.

– Не соплячки, но и не старухи. Ухоженные, словно прямиком из косметического салона. Маленько тощие. Много иностранок. Две наркоманки, которые вот так зарабатывали на дурь, чтобы не идти на панель. Руки жутко исколотые, кошачий наряд очень кстати. Многие за деньги трахались с клиентами. Одна была замужем, но муж заставлял ее этим заниматься, чтоб самому сидеть дома и смотреть футбол. У других мужа не было, зато имелись дети, и девочки торопились домой, чтоб отвести их в школу и только потом завалиться спать. Все в яме, все не знали, как выбраться. У каждой своя печальная история, наслушалась вдосталь. Только у меня не было печальной истории. Бог меня еще не обгадил. Как выяснилось, просто выжидал. Одни девушки были смышленые, вроде меня, другие совсем без мозгов. Многие не задерживались. Только познакомишься, а их уж нет. Я ни с кем не сдружилась. Точно птицы с перебитым крылом – ждали, когда косточки срастутся, и потом улетали.

– А мужчины? Какие были клиенты?

– Мужчины? Ну, от тридцати пяти до шестидесяти. Богатые. Если им верить, у всех холодные дрянные жены. Все без меры пили. И рассказывали невероятные секреты, словно ты им лучший друг или психиатр. Хорошие завсегдатаи чмокали тебя в щечку, с ними было приятно, к ним-то девушки и уходили. Скверные, а встречались, знаешь ли, и такие, нажирались, орали, затевали драку и пытались тебя лапать; если клиент шибко безобразничал, Грилл спускал его с лестницы и вслед швырял входную плату. Но обычно этим мстили иначе – подпаивали до блевоты. Иногда заявлялись бандиты, но их Грилл не трогал, потому что они могли взорвать клуб. Вэл что-то подсыпала им в стаканы, и они лишь утром прочухивались на полу, ничего не помня.

В общем, было хорошо. За полгода работы были приятные разговоры и совершенно дурацкие, я до черта курила и пила шампанское, полюбила девочек, Вэл, Бергонци и многих завсегдатаев. Этакая маленькая семья. Нет, большая семья, такая, где беспрестанно гостит куча дальних родственников, как у греков. Странная была жизнь, Крис. Я почти не видела дневного света. Ела как придется – чипсы, сэндвичи и все такое, днем спала. Забыла, как выглядят деревья, солнце. Беспрестанно смеялась, но вспомнить нечего, день от дня почти не отличался. Ничего не помню. Заработала кучу денег, уйму, но по магазинам не ходила, ничего не тратила. А затем появилась Большая Сволочь.

– Большая Сволочь?

– Большая Сволочь.

– И что произошло?

– Бугай, у которого пропасть денег. Чем занимается, не сказал. Говорил, что «международный бизнесмен». Раньше не заглядывал. Бергонци его не знал. Сразу оплатил годовой взнос – пятьсот фунтов. Жутко самодовольный. Держался точно какой-нибудь Муссолини или нобелевский лауреат в номинации «шишка».

Он подсел за мой столик и перебил наш разговор с клиентом. Привет, говорит, киска. Выговор у него был чудной, я так и не поняла, откуда он – из Америки, Южной Африки или неизвестного мне английского графства. Ну вот, плюхнулся рядом, собеседник мой очень удивился, но потом взял и пересел к болгарке. «Откуда ты?» – спрашивает Большая Сволочь. Из Югославии, говорю. «А где это?» Такое местечко, говорю, в центре Франции, там живут одни миллионеры и никто не платит налоги. «Не слыхал», – отвечает.

Потом давай рассказывать, что у него дома с бассейнами всякой формы, два «бентли», а еще «даймлер» и «роллс-ройс», сеть закусочных, в друзьях сплошь знаменитости, а в любовницах шикарные красавицы, и все ждут не дождутся, когда он появится. Ну, я старалась его подпоить, чтоб он сблевал. А ему ни фига, знай себе курит жуткие сигары, которыми Бергонци торговал, разглагольствует и лапает меня, и я ловлю сочувственные взгляды девочек, а времени два часа ночи.

Потом я отлучилась в туалет и разыскала Бергонци. Слушай, говорю, пойду-ка я домой. Мужик невыносимый, а мне нездоровится. «Извини, лялька, – отвечает он, – но раньше клиента никто не уходит. Таков уговор». Ну пожалуйста, Гонцо, прошу я. «Весьма сожалею, дорогуша, правила есть правила».

И до полчетвертого я мучилась, как в аду, а потом Большая Сволочь говорит: «Небось хочется домой, киска?» Устала, говорю. «Да и я притомился. Пойду, пожалуй». Грилл подал ему пальто, и он ушел. Я опять сходила в туалет, а на выходе меня поймал Бергонци. Ладно, говорит, народу мало, можешь идти. Отдал деньги за вечер, вышло весьма прилично, и предупредил: «Смотри осторожнее, тут всякая шваль ошивается». Я вышла на улицу, вот тогда-то все и произошло.

– Что?

– Знаешь, тяжело об этом говорить.

– Тогда не надо.

– Нет, я должна с кем-нибудь поделиться. Еще никому не рассказывала, а там много чего. Много всякого.

– Ну расскажи что-нибудь одно, а в следующий раз – другое.

– Ладно. Я шла по улице и просто вдыхала свежий влажный воздух – чистый, хоть и в Сохо. Пока я сидела с Большой Сволочью, прошел дождь. Хотела взять такси, мне было по карману – хоть каждый день катайся. Но потом решила, что поймаю машину на Лестер-сквер.