Татьяна Краснова - Девушка с букетом

– Пожалуй, не буду, – опять кивнул Виктор, неотрывно глядя на нее из-под козырька. – Сами философы советуют пораньше завязывать с философией и делами заниматься, чтобы не выглядеть смешно. Эта часть жизни была необходима, но теперь она прошла. Вот видите, как я вас неважно развлек. И занятного мало, и скарабеев не осталось…

В толпе промелькнули Аня Семенова с мужем и сынишкой – тот, широко разинув рот, пытался откусить сахарную вату, которая, нанизанная на палочку, опасно скособочилась.

Часть аллеи отгородили красными пирамидками, и там начались соревнования – гонки на трехколесных велосипедиках.

И правда, все «почему» и «зачем» должны казаться такими неуместными в этом царстве лета, безделья, потешных рожек и сахарной ваты. Но Варе разговор не казался неправильным. Он словно продолжал предыдущий или какие-то ее собственные мысли, которые обычно не бывает времени додумать, и хотя он был совсем не о ней и ее делах – для нее как будто что-то прояснялось, и мир вокруг перестраивался, становясь долгожданно-упорядоченным – только не предсказуемым, а живым, подобно удачной картине.

– А дома, наверное, были не в восторге, что вы на это время тратите? – предположила она, вспомнив свою маму домурашовской эпохи, но Виктор неожиданно вскинулся:

– А что? Я ведь свои и время, и деньги тратил, взаймы ни у кого не брал! Кому какая разница, на что – на скачки, на казино, на поросячьи бега!

Варенька вдруг заливисто рассмеялась – даже шляпку пришлось придержать, чтобы не упала, – и сама на себя замахала руками:

– Ой, не обижайтесь! Просто обычно так же гордо говорят: а я пью на свои!

Виктор тоже улыбнулся и продолжал уже менее напряженно:

– Да ведь таких, как я, на самом деле много. Когда я документы подавал, передо мной был дяденька с седой бородкой, он спросил: это у вас будет второе высшее? Ну да, говорю, какое же еще. А он: ну не скажите, вот у меня – третье, а вон у того – четвертое! А другие в домино стучат или с алкодрома не вылезают – это ничего, понятные, традиционные занятия!

Разговор запрыгал по совершенно непредсказуемым кочкам. От кого он так защищается? От нее? А что она такого сказала?

– Да, конечно, мужчины дома никогда не сидят, – заговорила Варя быстро, чтобы дать понять, что она не враг. – У них же от этого или характер портится, или аппетит. Мой папа всё участки возделывает, хотя там урожая с гулькин нос… А муж бывший по подработкам постоянно бегал, машину мечтал купить…

О том, что половина подработок потом оказалась банальными супружескими изменами, как и половина авралов на основной работе, она не упомянула, но Виктор неожиданно заинтересовался:

– Это вы его посылали? На подработки?

– Да вы что! – Варя так тряхнула головой, что опять чуть не стряхнула шляпку. – Мне был нужен муж, а не машина! Который бы не бегал неизвестно где, а со мной дома сидел…

– …картошку чистил, – иронично продолжил Виктор и, встретив непонимающий взгляд Вари, совсем уж издевательским тоном пояснил: – Идеальный муж. – И тут же спохватился: – Да что это я? Давайте шашлык возьмем – очень даже приличный. Или еще мороженого? Совсем жарко становится. Какое – клубничное? – И немного передвинулся вместе со стулом к ней поближе.

– Конечно, клубничное… – Варя продолжала морщить лоб. Опять он говорил как будто не с ней, а еще с кем-то, и искорки его в глазах таяли одна за другой, размывались, и оставалась только прозрачная, пугающая пустота. Та самая?

Так, может, пустота не на кладбище? Не в семейном бизнесе? Опять потемки чужой души! Не получается их чтить – так хотя бы не влезать! Что в самом деле происходит? Сидят двое чужих, посторонних людей, второй раз в жизни встретились – и второй раз говорят о том, о чем и близкие предпочитают помалкивать! Варя попробовала вернуться к нейтральным хеттам, но Виктор словно отодвинул их:

– Да что все о них? Вы же видите, что они могут быть только эпизодом. А главным в жизни – не могут. И если результат отрицательный, то это не тоже результат – а просто блажь. Типа кружка в доме пионеров. Вы ходили в кружок? Я выпиливал лобзиком.

– Я ходила в кружок по истории искусств в нашем музее, – задумчиво сказала Варя. – И хотя это плавно перешло в профессию, не уверена, что это не был просто кружок. А вы, значит, знаете, как главное отличить от неглавного? И не промахнуться? Может, и мне сейчас скажете?

Она пыталась припомнить, кто же именно – Анна Каренина или госпожа Бовари – думала, что мужчина должен знать все тайны бытия и раскрывать их женщине. Но в ее собственных словах не было ни иронии, ни шутливости, потому что ей казалось, Виктор действительно что-то знает – или вот-вот узнает – и это будут не знакомые, многоразового использования истины… не готовые ответы… а взгляд с какого-то нового ракурса – почти с верблюда – и, возможно, правильный…

– Если хотите, – согласился Виктор. – Но я только теоретически знаю, а на практике, видите, применить не удается. Наверное, когда почувствуешь, что это, как у Сократа, и прекрасное, и вечное – не знающее ни рождения, ни гибели, ни роста, ни оскудения, – значит, оно и есть главное. Всегда было и должно быть. Без малейших сомнений.

– И вы хотите сказать, что никогда этого не ощущали? – Варя смотрела с недоверием. – Но ведь у вас все, чем бы вы ни занимались, получалось, и получалось хорошо – так? Ваш настоящий… или реальный диплом в МАИ, и второй диплом, хеттский, тоже настоящий, и эти ваши гонки, и даже семейное дело – ведь все всегда получалось? И как же тогда…

– Действительно – получалось. – Взгляд Виктора стал недоуменным. – Вы на это как-то непривычно посмотрели, я так никогда… Но это же само собой разумеется. А ощущения, о котором я говорил, все-таки не было. Или было, но очень быстро проходило.

– Что-то невеселый разговор выходит, – недовольно заметила Варя. – Если полжизни ищешь ощущение и не находишь, то оставшаяся половина совсем безнадежна.

Но Виктор засмеялся и еще немного передвинулся вместе со стулом – и Варя вдруг поняла почему. Солнце постепенно перемещалось, и он вместе с ним – чтобы лучше ее видеть. Варя спохватилась: сама она так увлеклась разговором, что даже ни разу не взглянула на свое отражение, нигде, даже в витрине киоска напротив! Но в витрине отражалась барышня в голубом, вся в улыбках и ямочках, глаза удивленно расширены, блестящие пряди волос сбегают змейками из-под кокетливой шляпки… Варя с облегчением вздохнула, а Виктор добавил успокаивающе:

– Да, вы правы. Наверное, безнадежна. Главное чаще всего вообще не узнается, потому что идет опущенными звеньями.

– Как-как?

– Ну, прячется в глубине души, и мы сами боимся его узнать и назвать по имени. Ищем, где светлее, под красивым фонарем, а оно, может, совсем иначе выглядит – может, оно на кладбище, потому что там все хорошо получается, как вы очень верно заметили. И вообще плевать на него! Кто-то сказал, что надо понять, что у тебя получается лучше всего, для того чтобы не делать именно этого. А по большому счету – нет ничего лучше, чем есть, пить и веселиться, – минералку будете? Это наша местная, у Благовещенского недавно источник нашли, говорят, целебный – жуть!..