Ирина Лобановская - Измайловский парк

— Валерик, у нас большое горе…

— Какое на этот раз? — отозвался он без всякой интонации.

— А какое было? — насторожилась Галина Викторовна.

— Ладно, никакого… Что случилось?

— Дядя Виктор погиб…

Валерий понял не сразу.

— Погиб? Как это?.. Почему?

— Его нашли убитым в своей квартире… Со сломанными шейными позвонками… Ты поедешь на похороны? Это в четверг.

— Не могу, — холодно отказался Валерий. — Много дел.

— Ты знаешь, — расстроенно сказала мать, — там было еще ограбление… Следователь говорит, что из квартиры вынесли много ценного… Взломали сейф…

— Сейф? — присвистнул Валерий. — Нашел дядька таки ваши фамильные драгоценности… За то и поплатился. Классический синдром обесценивания жизни.

Мать вздохнула:

— Тебя тоже будут вызывать к следователю…

— Ладно… — пробормотал Валерий. — Будут так будут!

Почему-то вспомнились строки Окуджавы:

Валерка думал об Араме. И никто другой на всем белом свете сейчас не волновал Валерия.

Арам метался. Перед глазами стояла Светлана, такая храбрая и несчастная, и от этого становилось все хуже. Она пыталась быть смелой и мужественной… Та необыкновенная легкость между ними, нечаянно подаренная судьбой… Летние дни казались прохладным озерцом посреди жарко бушующего пламени ненависти окружающих… И эта встреча в парке… Будь он проклят, Мурзик! Кто его тянул за язык?!

Арам наливался отчаянием. Оно уже полилось через край. Он хотел быть со Светой, какая она есть, но… Оставалась одна тема, вечная, болезненная и нехорошая. Женя… То был ведь выбор твой…

И еще Валерий, которого вынудил так поступить Айрапетов-старший… Хотя можно ли заставить взрослого человека?..

Но что теперь делать Араму?.. Что?!

Солнце садилось, и тень Арама, медленно бредущего к метро из института, качалась под ногами, мельтешила.

Будто напоминала о прошлом. Тени прошлого — что-то из мировой литературы.

Что-то опять больно резало лицо. То был взгляд Светы.

Арам остановился, подумал и резко повернул назад. Профессор Бочкарев еще не ушел, сидел на кафедре, опять рассматривая какие-то гравюры.

— Садитесь, Арам, — обрадовался старик. — Вот к вопросу о пресловутом менталитете… Недавно, насмотревшись на японские гравюры, я вдруг понял: японские художники достигают замечательного совершенства в воспроизведении флоры и фауны и в то же время в сфере человеческой жизни рисуют образы, лишенные всякой реальности, создают вымышленные фигуры. Трудно отгадать основную причину некоторых мод в Японии, если только на моду вообще может быть какое-нибудь основание. Дамы вырывают себе брови, заменяя их двумя толстыми черными полосками, намазывая их на три или четыре пальца над глазами. Уж не чувствуют ли эти красавицы с выдающимися скулами, что овалам их лиц многого недостает, а потому и думают удлинить их с помощью женской хитрости, стараясь приподнять брови, которые природа поместила слишком низко? Точно так же мы порой стараемся отлакировать свои души… Не покаяться, а именно замазать все наши грехи, замалевать их толстым слоем самолюбия. Меня как-то соседский мальчонка лет двенадцати спросил, где живут туземцы. Я подумал, что в его представлении это люди, до сих пор не затронутые цивилизацией. И если на то пошло, то мы все — тоже туземцы. По изначальному определению этого слова. — Он внимательнее вгляделся в лицо Арама. — У вас опять что-то произошло?

— Да! — выпалил Арам. — Петр Александрович, я не понимаю… Как же так?.. Я узнал совершенно случайно…

Это отец… Его мать заставила, я думаю… Это они подкупили Валерку, чтобы он увел у меня Женьку… Понимаете?! И как мне теперь разобраться с родителями? И как с Валеркой? Он ведь не по своей воле…

Профессор протер очочки:

— А по чьей же? Воля у всех своя собственная… Конечно, можно человека путем долгих унижений, избиений и мытарств заставить забыть обо всем, и о воле в том числе. Такая практика имеется в арсенале любого государства, и нашего в том числе. Но здесь немного иной случай. Вашего друга не пытали, над ним не издевались… Его просто купили. И он легко позволил себе продаться. Знаете, Арам, таких продающихся и предающих людей на Земле не так уж мало. Многие даже не подозревают о своей продажности до поры до времени. Вот как ваш приятель… Это пренеприятное открытие. Для всех, и для самого купленного особенно.

— Вы думаете, он переживает?

Бочкарев серьезно кивнул:

— Я очень на это надеюсь…

— А мои родители? — Арам нервно дергал себя за рукав свитера, тянул его во все стороны. — Как они могли додуматься до такого?! Так опуститься… Почему люди так любят врать? И разве это любовь ко мне?!

Профессор вздохнул:

— Звучит на редкость банально, но семья — это та самая капля, в которой прозрачно отражаются все сложности и неровности любого государства. Если люди не могут построить свои собственные семьи, то они и не в силах преобразовать страну. А если берутся за это… Такая черта характеризует психопатов, о чем явно знает ваш друг. И власть проявляется прежде всего в семье, когда кто-то хочет и пробует управлять окружающими.

Если мы попробуем проверить комплекс власти на практике… Ведь природа создала женщину более доброй, мягкой и податливой, чем мужчина, и, значит, власть обычно не свойственна женской натуре, хотя связь между комплексом власти и садизмом заметнее именно у женщин. Возьмите любую даму, добившуюся какого-нибудь высокого кресла. Это не обязательно Екатерина Великая, а, например, начальница какого-нибудь отдела, ваша кураторша, например…

— Характер у нее не очень, — пробормотал Арам.

— Верно. Хотя женщины-руководители часто неплохие работники. И умеют заставлять трудиться других. Но на них нередко жалуются, с ними трудно, они порой словно нарочно издеваются над людьми. Это своего рода естественный отбор. Почти по Дарвину. Но если вы присмотритесь, то заметите одну странную закономерность: почти у всех этих деловых и энергичных женщин почему-то не клеится дело с мужчинами. Или они никак не могут выйти замуж, или у них несчастливый брак, или муж-размазня, или они разведены. А если у них есть дети, то позже с этими детьми тоже начинаются всякие неприятности. Словно какая-то роковая судьба, карма.

Арам слушал очень внимательно. А ведь его отец и правда подкаблучник.

— Любовь — удивительное чувство, даже не просто чувство, а состояние влюбленного человека, — продолжал профессор. — И она начинается тогда, когда один вдруг прозревает и видит глубины другого, его сущность. Словами это не выразить… Любовь — это когда один смотрит на другого без всякого желания им обладать, без желания над ним властвовать, без желания как-то использовать для себя чужие чувства и возможности. К сожалению, мы многое извратили, и у нас теперь любовь, как всякое чувство, не лишена эгоизма. Она должна быть другой, просто обязана, это закон Евангелия, но что людям законы… Все любят устанавливать их сами. И мы часто, не ведая, что творим, делаем зло, которое кажется нам прекрасным. Всем нам свойственно ошибаться. И порой мы защищаем кого-то и убиваем его обидчика, на самом деле — неплохого человека. В гармонии мира страшны даже не те казни и убийства, которые совершаются во имя злобы, во имя личной мести, во имя стихийного звериного чувства, а те, которые совершаются во имя любви к человечеству и человеку. Да, опять парадокс, но правда. Как часто мы пользуемся дьявольской силой… А в результате она пользуется нами. Гордость — источник всех зол. И гордый ум ради абстрактной справедливости готов разрушить все вокруг. Опаснее для нас дружба и соблазны развратного народа, чем вражда их и оружие. Святитель Феофан когда-то сказал просто прекрасно: «Кто к чему прилепляется, тот тем и наказывается».