Нина Бодэн - Круговорот лжи

— Знаешь, если Джойс действительно знает о шашнях Генри — а если она его любит, то обязана знать, ты не находишь? — она, наверное, притворяется несведущей и просто ждет, пока все закончится само собой. И это не самый плохой вариант.

Элен раздевалась. Когда она начала снимать комбинацию, раздался треск. Я сказал:

— Здесь уйма статического электричества. Если бы свет был выключен, ты увидела бы искры… Печальнее всего было бы, если бы Джойс ни о чем не догадывалась именно потому, что любит Генри и доверяет ему.

Элен молчала. Странно: раньше мое сочувствие другим людям действовало безотказно и помогало ее отвлечь. То, что она не отреагировала на мои слова, и ее внезапно увлажнившиеся грустные глаза должны были бы насторожить меня. Должно быть, выражение ее лица запечатлелось у меня в подсознании, потому что потом я вспомнил его во всех деталях. Секунду постояв обнаженной, Элен юркнула в постель, свернулась клубочком и уткнулась лицом в мое плечо.

— Перестань болтать о Генри и Джойс, старый сплетник, — пробормотала она и, как мне показалось, тут же уснула мертвым сном.

Я слышал, как пришел Тим. Это случилось уже после семи утра. Элен еще спала. Я приложил губы к ее уху, сказал «он вернулся», и она улыбнулась во сне. Примерно через полчаса она проснулась и спросила:

— Он пришел очень поздно?

Я на мгновение задумался над тонким различием между понятиями «поздно», «поздновато», «довольно поздно» и «очень поздно» относительно возвращения с вечеринки девятнадцатилетнего парня и ответил:

— Было рановато, но не так чтобы очень. Тем не менее я думаю, что мы можем позавтракать без него.

Мы спустились на кухню вместе; Элен стала варить яйца и выжимать апельсиновый сок, я занялся кофе и тостами. Мы ели, читали газеты; наше молчание казалось мне дружеским. Врывавшиеся в окно солнечные лучи зажигали волосы Элен пламенем; ее глаза, отражавшие цвет кимоно, подаренного мною на день рождения, были зеленее, чем обычно; от носа ко рту протянулись две морщинки, которых я раньше не замечал. У нее были тонкий нос и острый подбородок. Я ласково сказал:

— Рыжая ведьма.

Элен не смотрела на меня. Она доела яйцо и начала давить пальцем скорлупу в рюмке. Потом вздохнула и сказала:

— Мне ужасно жаль. — У нее был любовник. Их связь продолжалась больше года. Месяцев четырнадцать-пятнадцать; она точно не помнила. Жена любовника узнала об этом. Элен боялась, что она все расскажет мне. — Это очень мстительная женщина, — неприязненно сообщила она.

Я засмеялся. Казалось, я не испытывал ничего, кроме странного покалывающего чувства, слегка напоминавшего опьянение. Элен продолжала давить яичную скорлупу. Я сказал:

— Детская привычка.

Элен промолвила:

— На прошлой неделе у нее был выкидыш, и он все ей рассказал, хотя в такой момент лучше было бы помалкивать. Вот дурак-то… Наверно, это заставило его почувствовать свою вину. Я понятия не имела, что она беременна. Он утверждал, что давно с ней не спит.

— А ты говорила ему то же самое про нас?

У нее дрогнул подбородок. Она посмотрела на меня как несчастный, обиженный ребенок. Хороший муж не задал бы столь жестокого вопроса. Ей было больно! Я был обязан утешать ее! Я спросил:

— Я знаю его?

Тут зазвонил телефон. Она посмотрела на меня — на сей раз умоляюще. Я покачал головой. Она бросила с привычной досадой:

— Ленивый ублюдок!

Телефон висит на стене кухни рядом с дверью. Элен встала и повернулась ко мне спиной. Нарисованный на кимоно дракон оказался между ее лопатками. Она сказала:

— Ах, это ты, Мод? Нет, ты нас не разбудила. Мы как раз заканчивали завтракать. — Она выслушала собеседницу и пробормотала: — Какой ужас… Ох, Мод, я понимаю, это ужасно. Мне очень жаль… да… да… Он здесь, подожди минутку…

Элен резко повернулась. Ее лицо распухло и потемнело, как спелая слива, от едва сдерживаемого истерического хохота. Она прижимала трубку к груди.

— Нед женится! Он сказал ей об этом вчера вечером. Все уже решено. Дата и все остальное. Она хочет поговорить с тобой. О Господи, какое дурацкое совпадение… Мне действительно ужасно жаль.

— В данную минуту твоя жалость просто витает в воздухе, — ответил я.

— Не смей говорить ей! — прошипела она.

Я поднял брови. Ее лицо сморщилась, как будто она откусила лимон.

— Пожалуйста, — сказала она.

Я встал, обошел стол и взял у нее трубку. Она хрипло закашлялась и выбежала из кухни.

Я чувствовал себя полным идиотом:

— Мод, что там стряслось? — Стыдно признаться, но настроение у меня улучшилось. В голову пришла дурацкая фраза: «Если сегодня в меню измена, то, по крайней мере, я буду обедать не один». Я откашлялся, стер с лица дурацкую улыбку и сказал: — Мод, мне действительно ужасно жаль.

Но Мод не ждала сочувствия. Она просто кипела.

— Бедный Нед! Они воспользовались его добротой и великодушием! Это чудовищный сговор между родителями девушки и его злобной старой матерью. Они богаты, а она жадна; сделка называется «Покупка и продажа титула». И дело не в том, что они готовы раскошелиться, чтобы вытащить Неда из финансовой пропасти, которую оставил после себя его покойный отец. Они называют это Долгом перед Семьей, Перемещением Капитала и прочими дурацкими словами. Если бы во всем этом был бы хоть какой-то смысл! Но я боюсь, что это пустые надежды!

Она громко фыркнула. Я сказал:

— Ох, Мод, перестань. Это тебе не роман девятнадцатого века. А Неда не назовешь ни глупцом, ни продажной тварью. Ты знаешь эту девушку?

— Кажется, встречала пару раз. Ее семья недавно переехала в Норфолк; отец сколотил состояние на торговле недвижимостью, приобрел дом в деревне и теперь сорит деньгами, прокладывая путь в приличное общество. В прошлый уик-энд мы с Недом ездили к ним на роскошный прием. Шампанское, горы устриц, барбекю у бассейна… Потом, конечно, пошел дождь, и мы перебрались в дом. Это был красивый старый дом времен королевы Анны, а они сделали из него загородную виллу, набили пошлой мягкой мебелью, естественно, забыв про книжные шкафы. Ее мать коллекционирует чайники. Я спросила ее, почему, и знаешь что она ответила? «Ну надо же на что-то тратить деньги, правда?»

— По-моему, это довольно безобидное занятие, — сказал я. — А что представляет собой сама девушка?

— Ничего особенного. Довольно хорошенькая, довольно приятная, но ни ума, ни манер. Господи, да о чем они с Недом будут разговаривать? Думаю, он собирается воспитывать ее, но это ему скоро наскучит. Черт побери, Нед слишком стар для роли доброго папаши! Кроме того, это надругательство над памятью Дженни. Я написала ему об этом и даже бросила письмо в ящик, но не думаю, что он ответит. Ему будет очень стыдно, и поделом. Нет большего дурака, чем старый дурак. Так я ему и написала.