Джоанна Троллоп - Друзья и возлюбленные

Утро в парке выдалось тихое, не считая парочки нерадивых школьников, споривших из-за сигареты, да нескольких целеустремленных и грозных на вид дам с маленькими собачками. Дэн шел по парку с газетой и цветами, а в голове у него было множество бесполезных, но интересных мыслей о том, как мы обязаны голландцам, которые триста лет назад поведали англичанам о заливных лугах. Дэн хотел посидеть на любимой скамейке под солнышком и прочитать первую страницу газеты — передовицу и письма. Ему нравилось вот так упорядочивать свою жизнь, как нравилось сажать по прямой цветы и идеально ровно вешать картины. По дорожке, посыпанной гравием, он быстро дошел до места, откуда было полностью видно заросшую травой арку — это зрелище не уставало его радовать. Там он остановился. На его скамейке, спиной к нему, сидели двое: Лоренс Вуд и Джина Бедфорд. Они сидели не слишком близко, ко чуть повернувшись друг к другу. Лоренс опирался локтями на колени: Дэн тоже так делал, когда некуда было деть руки. Подойти к ним? Или не стоит? Со знакомыми вообще-то принято здороваться… Но что в этой ситуации покажется трусостью, а что — тактом?

В следующую секунду Джина уронила голову на руки, а Лоренс сочувственно погладил ее по плечу.

Дэн попятился.

— Господи благослови, — прошептал он и отправился домой. — Господи благослови.

— Он сказал, что больше не желает меня терпеть, — произнесла Джина, закрыв лицо ладонями.

Она почувствовала на плече руку Лоренса.

— А еще, что умелый хирург режет глубоко и один раз, ион поступит также. Возьмет и уйдет, потому что больше не в силах со мной жить.

Она замолчала. Лоренс оторвал взгляд от ее лица и уставился на свои руки. Джина выглядела ужасно, просто ужасно: словно кто-то страшным ударом размазал черты ее лица. На ней были джинсы, хлопковый свитер и красные балетки, никакой косметики и украшений. Лоренс подумал, что давным-давно не видел Джину без косметики, еще со школы, когда все девчонки прятали в раздевалке тушь для ресниц и помаду «Риммель», чтобы быстренько накраситься перед уходом домой — мало ли кого встретишь на улице.

— Заявил, что у меня пропали все интересы, а новые я не ищу, только бегаю вокруг него и Софи, цепляясь за их жизни. Я становлюсь истеричкой и, видимо, только и жду повода для скандала. Я играю на нервах и трачу все силы на то, чтобы манипулировать людьми…

— Хватит, — мягко остановил ее Лоренс. — У него есть любовница?

— Вроде бы нет. А что?

— Все, что он тебе наговорил, похоже на бред. Ты не такая. Может, он нарочно выдумал повод?

Джина сняла обручальное кольцо и стала примерять его на другие пальцы.

— Последнее время я много плачу и требую от них с Софи внимания, потому что они меня в упор не видят. Да, неправильно, просто я совсем отчаялась. Лоренс…

— Да?

— Я… я не смогу без него. Просто не смогу.

— Джина… — с легкой досадой в голосе произнес Лоренс.

— Правда! Он мне необходим. Он меня дополняет, подталкивает. И мы были по-настоящему счастливы, понимаешь? Счастливы! Ссоры — это все пустяки.

— Вряд ли…

— Нет, не пустяки, конечно, но наши ссоры были несерьезные! Просто два сильных человека защищали собственную территорию.

Лоренс поднял глаза и посмотрел на арку.

— Как думаешь, Фергус вернется?

— Нет.

— Даже ради Софи?

— Он сказал, что только из-за нее терпел меня так долго. Он впервые захотел уйти, когда ей было двенадцать.

Лоренс встал и сунул руки в карманы. Джина уже два дня жила у них, чтобы не видеть большой грузовик у входа в Хай-Плейс. Хилари была очень терпелива, несмотря на массу забот и присущую ей вспыльчивость. Только сегодня утром, проверяя обеденное меню, она не выдержала и попросила: «Пожалуйста, отведи ее куда-нибудь на часок, пусть выговорится. Ей это очень нужно, а мне и сказать-то нечего. Я считаю Фергуса бессердечным эгоистом, но она не даст мне его оскорблять». «Хорошо, — виновато ответил Лоренс, — хорошо, я с ней поговорю».

— Джина, — произнес он теперь, позвякивая мелочью в карманах. — Как по-твоему, он изменился?

Она надела кольцо обратно на безымянный палец.

— Конечно.

— Тогда… — медленно проговорил Лоренс, чувствуя внезапный прилив жалости и любви к Джине, — тогда притворись, что он умер. Что погиб дорогой тебе человек, и теперь ты о нем скорбишь. Но это только в том случае, если он действительно изменился, если ты выходила замуж за другого Фергуса.

Фергус часто пользовался услугами этой грузовой компании. За последние двадцать лет они перевезли множество аккуратных коробок и свертков из аукционных залов в его дом, а затем в аэропорт, откуда те отправлялись в Америку или на Дальний Восток. Сразу после Рождества эта же компания занялась перевозкой вещей в новый лондонский дом мистера Бедфорда. Мистер Бедфорд сказал бригадиру грузчиков, что он расширяет бизнес, однако вывоз из Хай-Плейс половины мебели, целого гардероба и пары отменных удочек не очень-то смахивал на расширение бизнеса. Скорее, походило на развод. И потом, миссис Бедфорд всегда угощала их сандвичами, а сегодня ее нигде не видно.

Фергус стоял в коридоре с блокнотом. Мимо него проносили столы, буфеты, картины, стулья и ширмы, которые он помечал галочкой, словно детей в школе. Выглядел он абсолютно невозмутимым, чувствовал он себя совершенно подавленным. Он уже больше года планировал переезд, а потом подчинился внезапному, неумолимому порыву и сам все испортил отвратительной ссорой. Фергус хотел резать быстро, чисто и глубоко… «Я ухожу, — скажет он Джине, — потому что жизнь с тобой невыносима». И сразу уйдет.

Он просчитался: переоценил ее понимание ситуации, не подготовил почву. Не поделился даже с Лоренсом и Хилари, которых очень любил и которые могли-бы поддержать Софи в трудную минуту. Он допустил грубую, жестокую ошибку по отношению к дочери — решил (видимо, так ему было удобнее), что Софи не по годам самостоятельна и прекрасно разбирается в хитросплетениях взрослой жизни.

Софи пришла в ужас, когда ом все ей рассказал. В ужас. И кажется, совсем не понимала, о чем он толкует.

— То есть как это вы «убьете друг друга»?! — закричала она в тот вечер, когда Фергус решил поговорить с ней как со взрослой. Он сразу почувствовал себя убийцей — да еще и рассерженным убийцей, потому что все время, пока он говорил, Софи, словно маленькая девочка, держала во рту дешевые голубые бусы. Она посасывала их и молча смотрела на него. Фергусу хотелось завыть от горя и одновременно от родительского гнева.

Не зная, как подступиться к дочери, он даже предложил ей поехать с ним.

Софи посмотрела на него пустыми глазами, похожими на голубые бусины.

— Я не могу. У меня школа.

— Ты могла бы сдать экзамены в Лондоне.