Николай Семченко - Яблоко по имени Марина

— Е-мое! — всплеснула руками Лена. — Пастернак, выходит, не интеллигент? Копался в своем огороде, картошку тяпкой полол и окучивал — выращивал ее, чтоб с голодухи не сдохнуть: его стихи никто не печатал, «Доктор Живаго» приносил прибыль издателям на Западе, а Борис Леонидович хрен без соли доедал. Но что такое тяпка — знал!

— Сестрица, ты все же дура, — устало улыбнулся Александр Васильевич.

— А ты — умный, — отрезала Лена, — только данного факта никто не знает. И не узнает, потому что ты — мямля. Твои однокурсники уже давно кандидатские защитили, а ты все топчешься на месте, стесняешься чего-то, и ведь не дурак, статьи интересные пишешь, но кому они нужны, кроме десятка таких же сумасшедших, как ты?

— Лена, сейчас же прекрати! — подала голос Лариса. — Постеснялась бы постороннего человека.

— А он мне не посторонний, — мгновенно откликнулась Лена и, высунув язык, дурашливо подразнилась. — Бе-бе-бе! Он, может, моим постоянным любовником станет. И наплевать на выдуманные добродетели!

— Во-во! — осклабился Александр Васильевич. — Бедный молодой человек ни сном — ни духом ни о чем подобном не помышляет, а ты — морду тяпкой и вперед на него!

— Паш, скажи ему: я такая? — в глазах у Лены играли веселые и злые чертенята. — Братец считает, что я без тормозов.

Я смутился и пожал плечами:

— Мы просто хорошие знакомые. И, как мне кажется, Лену на факультете уважают. Ничего плохого не слышал о ней.

Александр Васильевич громко, с причмокиванием, отхлебнул горячего чая из кружки и, прищурившись, пояснил:

— Да знаю я, знаю, что сестрица — человек неплохой! Я не то имел в виду. Она не знает меры — вот что!

— А тут уж мое дело, — огрызнулась Лена. — Как-нибудь сама разберусь.

— Во-во! — Александр Васильевич блеснул стекляшками очков. — Твоя старшая сестрица то же самое говорит. И что же? То один роман, то другой… Элементарная распущенность, вот что!

О том, что у Лены есть сестра, я не знал. Она никогда не упоминала о ней. Но, судя по реплике Александра Васильевича, он был не в восторге от обеих своих сестриц.

— Ну? Что ты так медленно идешь? — Лена нетерпеливо стукнула по полу ногой. — Я тут вся извелась, тебя ожидаючи.

Я приблизился к ней и, оглянувшись — не видит ли кто, приобнял Лену за плечи и коснулся губами ее теплой щеки. Она, не обращая внимания на мое смущение, встала на цыпочки и быстро, но крепко поцеловала в губы:

— Ну, здравствуй!

— Ты как тут оказалась? — спросил я. — И как меня нашла? Все-таки столько времени прошло…

— Земля русская слухом полнится, — рассмеялась Лена. — Я вчера прилетела, у меня тут тетка живет. Вообще-то, я не специально к ней, а по пути — транзитом, так сказать, мчусь в Петербург на крыльях любви, — она коротко хохотнула, — один мужик замуж меня берет. Почти на двадцать лет старше, весь из себя выдающийся ученый — был, между прочим, научным руководителем моего братца…

— Александр Васильевич, кстати, диссертацию-то защитил? — ради приличия поинтересовался я. — Помню: о какой-то Февронии все рассказывал…

— А ты не знаешь? — помрачнела Лена. — Впрочем, откуда тебе знать! Ты как уехал из Владивостока, так у нас связь и оборвалась. Даже, наверное, и не вспоминал?

— Ну что ты, — я растерянно шмыгнул носом. — Вспоминал, конечно. Тебя разве забудешь!

— Нет больше Александра Васильевича, — помрачнела Лена. — Никто не знает, что случилось на самом деле, но его нашли разбитым у одной девятиэтажки: забрался, говорят, на крышу и спрыгнул вниз. Портфель с лекциями, рукописями и какими-то письмами остался на кровле. Лариса даже не прикоснулась к ним: открыла портфель, увидела бумаги и снова замок защелкнула. Замуж так и не вышла, одна живет.

— Извини, — я чувствовал себя неловко. — Не знал. Жалко твоего брата. Интересный человек…

Я не знал, что нужно говорить и делать в подобных ситуациях. Вроде бы положено выражать сочувствие, вспоминать что-нибудь хорошее, связанное с почившим, но, как на грех, не припоминалось ничего, кроме нервного разговора о древнерусских повестях. Выдав сентенцию об интересном человеке, я запнулся и замолчал: неловко говорить банальные, шаблонные слова, но другие на ум не шли.

Лена, видимо, почувствовала мое состояние, потому что вдруг переменила тему разговора:

— О том, что ты работаешь здесь, я от Томки Баранниковой случайно узнала…

Томка училась с Геннадием на одном курсе. Институтская активистка, она помогала Лене выпускать факультетскую газету, что их и сдружило. Сейчас Баранникова ничем не напоминала восторженную быстроглазую и смешливую девицу — она стала массивной скульптурообразной дамой, которой так и хотелось дать в руки весло или серп, тогда она стала бы живым воплощением гипсовых девушек эпохи соцреализма. Конечно, я знал, что Тамара живет в Хабаровске, раз в год, накануне новогодних праздников мы даже звонили друг другу, иногда сентиментальничали: надо бы, мол, наконец-то встретиться, молодость повспоминать; может, еще кто-то из выпуска найдется. Но я опускал телефонную трубку и общение заканчивалось до следующего нового года.

— Томка мне и говорит: Паша Иванов, мол, зазнался — как женился, так друзья только по телефону его и слышат, — продолжала Лена. — Жена тебя на коротком поводке держит, что ли?

— Нет, на длинном, — я усмехнулся. — Мужчина должен чувствовать себя свободным, а женщина — вовремя дернуть поводок, если ей что-то покажется не так…

— Мудрая у тебя жена! — засмеялась Лена. — Кто она?

— Человек, — я снова усмехнулся.

— Догадываюсь, — хмыкнула Лена. — Где ты ее нашел?

— А может, она меня нашла…

— Вообще-то такие, как ты, на дороге не валяются.

— Ну, почему же? — я постарался приподнять брови как можно ироничнее. — Иногда валяются. Я в тот вечер поскользнулся на жутком гололеде, упал — искры из глаз, острая боль в ноге, чуть пошевелюсь — всех святых вижу. И случилось так, что мимо проходила Аня. Остановилась, посмотрела на меня и сказала: «Так-с! Автобусы все равно не ходят, на такси денег нет, придется на «скорой» на работу ехать. Нам с вами, кажется, по пути…».

— Она что, врач-травматолог?

— Ты догадливая, — я снова усмехнулся. — Перелома у меня, слава Богу, не оказалось — всего-навсего растяжение связок, гематома и всякое такое. Но благодаря травме я познакомился с Аней.

— Доволен?

— Знаешь, я ни с кем не обсуждаю семейную жизнь, — я прямо посмотрел ей в глаза. — Это наша с Аней жизнь и ничья больше.

— Извини, — Лена опустила голову. — А личная жизнь у тебя есть?

— Конечно, — я кивнул. — Например, увлекся кактусами. Представляешь, у меня уже девяносто шесть разных кактусов…

— Ботан! — в голосе Лены чувствовалось сожаление. — Вон оно как! Развел в квартире ботанический сад. Господи, да ты всегда был ботаном: прилежный, умненький мальчик, такой весь аккуратненький, партикулярный, не позволяющий себе выходить за рамки приличий — так и хотелось тебя соблазнить, научить греху…