Диана Морьентес - Эволюция чувств

Есть вопросы, которые каждый решает сам.

Максим Викторович вернул ее на землю:

— Я хочу волосы покрасить.

Наташа искренне удивилась:

— Что, серьезно? Не боитесь, что мужчины будут считать Вас «голубым»?

Парень покачал головой:

— Меня не волнует, что будут думать обо мне мужчины, — и улыбнулся: — Меня больше мнение женщин интересует.

Наташа театрально закатила глаза. Максим продолжал:

— На самом деле я хотел с тобой посоветоваться, как к этому ученики отнесутся.

— А в какой цвет? — девушка придирчиво начала осматривать его внешность.

— Да так, немного пряди осветлить хочу. Тут, возле лица, например. Или лучше целиком все волосы, как ты думаешь?

— Не знаю, но тебе, наверно, пойдет. Я так и вижу: яркий блондин, голубоглазый, высокий! Но лучше, пожалуй, начать с мелирования. Ты и так светленький, разница особо в глаза бросаться не будет. Просто станешь еще красивей и будешь еще больше нравиться одиноким девушкам, — Наташа сказала это и удивилась, почему нет ревности? — А ученикам что от этого? Если бы мы только впервые тебя увидели, то подумали бы: «А, пижон какой-то физику вести пришел»… Но мы-то не первый день тебя знаем. Никто из нас никогда не станет осуждать твои поступки: ты для нас авторитет! Ну, только пообсуждаем немного, конечно… Но девчонки и так обсуждают малейшее твое действие, так что ты разницы не заметишь. А почему ты вдруг решил покраситься?

— Надо же попробовать хоть раз в жизни! Пока еще не слишком старый.

Наташа улыбнулась и одобрительно кивнула:

— Попробуй. Я думаю, ты не пожалеешь.

— Наташ, — внезапно перевел он разговор в прежнюю тему, — а это единственный ушиб?

— Да, — ответила она мирно. Эта беседа о прическе успокоила ее и отвлекла. Теперь даже о синяке говорить было легко и приятно.

— Дай посмотреть, — попросил Максим и осторожно приподнял пальцами ее лицо.

— Ай-ай! — завопила Наташа не от боли, а от страха. — Аккуратнее!

— Не бойся. Да-а, — протянул он, — вот это ссадина! Болит?

— Жевать больно. А так — уже не очень. Вчера щипало и ныло сильно.

Снова прозвенел звонок, и вся орава ребятишек хлынула назад в школу, весело смеясь и толкаясь в дверях. Дверь тяжело захлопнулась за последним из них, и вдруг в один момент все стихло. Это случилось почему-то так неожиданно, что Наташе показалось, что они с Максимом остались одни не только во дворе школы, но и вообще во Вселенной. Они смотрели друг другу в глаза, и Наташа боялась, что если хоть на секунду отвлечется, то весь этот сон рассеется. Максим нежно гладил ее за ушком подушечками пальцев, иногда скользил ладонью по шее, забираясь ей под волосы, а Наташе казалось, что если он дотронется до больного подбородка, то больно ей не станет, а наоборот все сразу же заживет.

— У тебя прямо какой-то боевой период в жизни, — сказал Максим тихо, — рана за раной. Я чувствую себя виноватым.

— Да ну, не надо так думать, — попыталась Наташа его успокоить, но вдруг поняла, что теряется. Почему-то стала бояться, что любая ее фраза будет жуткой бессмыслицей. Слова путались в голове, расплывались, перемешивались буквами — происходило что-то невероятное. Или это просто сигнал о том, что сейчас надо молчать и обмениваться взглядами?

Обратила внимание на свое дыхание. Поняла, что она совершенно неправильно дышит: неравномерно, слишком часто и слишком заметно. Потом проследила и за собственным взглядом, таким же аномальным: ей казалось, что она смотрит Максиму в глаза, а оказалось — смотрит и на губы, и на плечи, и на шею, и на его руку на своей щеке… Обхватила его ладонью за шею и легонько потянула к себе…

Вот на этом волшебство и рассеялось. Максим еле заметно отрицательно качнул головой и прошептал:

— Не делай так. Мы же в школе!

И взял ее за запястье, чтобы контролировать ее дальнейшие движения. Наташина рука разочарованно сползла на его плечо, потом вниз по груди — и в свободном падении безнадежно повисла вдоль ее тела. И очень вовремя!

Дверь за спиной Максима скрипнула, и знакомый вязкий голос учительницы химии позвал:

— Макс-сим Викторович-ч, можно Вас-с на пару слов?

Максим вздрогнул, и Наташа посмотрела на него с беспокойством. Он оглянулся. Немолодая и несовременная химичка выглядывала из дверей и ждала с недовольным видом. Максим ни слова не сказал Наташе, но и так было понятно, что они оба потеряли контроль над собой, и теперь у Максима наверняка возникнут проблемы.

Наташе безумно хотелось броситься Максиму наперерез, подбежать к химичке и закричать, что Максим ни в чем не виноват! Но вдруг у химички к учителю физики совсем другое дело, и своим вмешательством Наташа может только еще больше подставить его?

Максим вошел в школу и придержал за собой дверь, чтобы она не громыхала. Мельком взглянул вправо — на Андрея, который озабоченно следил за происходящим. Миролюбивый Андрей всегда старался наладить спокойствие между враждующими сторонами, тем более заступался за своих друзей, и тем более за друзей младше него по возрасту. Но сейчас по взгляду Максима понял, что ему лучше держаться в стороне и делать вид, что ничего не происходит.

Ольга Борисовна стояла у соседнего окна и нетерпеливо постукивала по подоконнику орлиными наманикюренными ногтями.

— Да, я Вас слушаю, — подошел к ней Максим.

Химичка смотрела через мутное стекло на улицу, крепко сжав губы. Ее ноздри раздувались от возмущения, но она молчала.

— У Вас проблемы? — съязвил Максим Викторович. Химичка ему не нравилась еще с тех пор, как он здесь учился.

— У меня?! — воскликнула женщина. — Это у Вас-с проблемы! Вы дýмаете, я слепая и ничего не замечàю?!

Максим догадался, на что она намекает, но продолжал блефовать:

— Вы что-то хотите мне сказать?

Голос химички свистом пронесся по коридору, Андрей по другую сторону от школьных дверей даже содрогнулся.

— Максим Викторович, Вы ведете себя неприл-лично! Вы слишком мнòго себе позволяете! Вы обнимали ученùцу! Я случайно посмотрела в окно и все вùдела!

— Вам на моем месте тоже захотелось бы обнять ее и успокоить. И я бы не возражал, если бы на моем месте сейчас были Вы. Но, к сожалению, Вы не хотите быть другом для своих учеников.

— Разумèется! Учителя не должны переходить эту грàнь!

— Учителя обязаны переходить эту грань! — возразил Максим. И продолжил примерными фразами из лекций по педагогике в институте: — Эти дети проводят с нами даже больше времени, чем со своими родителями. Профессиональный педагог — это единственный человек, который большую часть своего времени отводит на обучение и воспитание детей. Остальные взрослые, включая родителей, заняты своими профессиональными проблемами и домашними заботами и не могут много времени уделять детям. А для того, чтобы сделать учащегося личностью, сам педагог должен обладать независимостью, инициативностью, самостоятельностью… Словом, быть индивидуальностью. И не ругайте меня за то, что мои воспитательные методы не совпадают с Вашими! — Максим вошел во вкус: понял, что просто затыкает химичку за пояс. — Хороший педагог должен иметь способность сочувствовать другому человеку, вселять в ученика уверенность, успокаивать его; вызывать к себе уважение со стороны учеников, пользоваться неформальным признанием… Думаю, я отвечаю этим требованиям. Я могу научить этих ребят всему, что будет им необходимо в современном мире. А Вы можете научить их химии.