Мейвис Чик - Любовник тетушки Маргарет

Лежа в постели, я попыталась читать, но в голове продолжали бродить всякие мысли. Мне хотелось обсудить все с Оксфордом — глупое в сложившихся обстоятельствах желание. Прежде у меня в первую очередь возникала потребность поговорить именно с Джилл. Я уверила себя, что утром все снова наладится, и, свернувшись калачиком, улыбнулась, довольная тем, что опять одна, в знакомой узкой кровати. Она принадлежала моему истинному, сокровенному миру, была частью моей личной биографии и не имела никакого отношения к тому временному союзу, который я сама себе организовала.

Когда я проснулась, комната была наполнена ярким солнечным светом — очень бодрящая картина посреди пасмурных зимних дней. Вскочив и приготовив себе чай, я тут же вернулась в кровать. Ритуал был мне хорошо знаком. Буду полеживать, попивая чаек, в какой-то момент появится Джилл в своем старом белом махровом халате с чашкой кофе в руке, пристроится рядышком и скажет: «Фу, как ты можешь пить эту гадость?» А потом мы начнем обсуждать все, что происходит в се и моей — а может, еще в чьей-нибудь — жизни, стараясь говорить шепотом, пока Дэвид не крикнет, что пора завтракать. И начнется день, в котором ничто не будет запланировано заранее, кроме разве что традиционного общего ужина. После отъезда детей дом притих — в прошлый свой приезд я этого не заметила, должно быть, потому, что мы с Оксфордом заполняли опустевшее пространство. Конечно, Джилл страшно тосковала о прежнем распорядке — о вымахавших подростках, сидящих вокруг кухонного стола, о телефонных звонках подружек Джайлза, о своих заполошных вопросах: «Ты будешь сегодня ужинать дома?» или «Когда ты вернешься?» Все изменилось, и гормоны тоже. «Вот видишь, Маргарет, — сказала я себе, — что же удивительного, что она пребывает в таком напряжении?»

Итак, я ждала и наконец услышала шаги, протопавшие по лестнице, а потом — в направлении кухни. Скоро запахнет хорошим кофе и на пороге появится моя утренняя посетительница. Я легла на спину, закрыла глаза и предалась приятным размышлениям, снова радуясь тому, что оказалась здесь одна и что не являюсь неотъемлемой половинкой пары. Такие минуты были для меня бесценны. Вот что теряешь, напоминала я себе, когда соглашаешься на постоянный союз, который неизбежно засасывает.

Так я ждала до тех пор, пока мой маленький желтый чайник не остыл и не опустел. Джилл не появлялась. В конце концов я сама пошла на кухню и увидела на столе записку, адресованную нам с Дэвидом: «Мне пришлось уехать. Вернусь к обеду, где-то около часа. Дела. До встречи. Джилл».

Вот тебе и поболтали, как сестры.

Дэвид вежливо поинтересовался, чем бы мне хотелось заняться, но я видела, что мечтал услышать хозяин: ничем особенным. И это действительно было так. Я пошла погулять, но ненадолго: вид опустевших полей нагонял тоску, и воздух был слишком холодным. Вернувшись в дом, снова разожгла камин. Когда затрещали щепки и занялись маленькие полешки, я присела перед огнем на корточки, довольная собой. Полагаю, разжигание огня всегда приносит человеку какое-то первобытное удовлетворение. Проследив, чтобы пламя хорошо разгорелось, я вытянулась на кушетке и открыла Овидия. Мне нисколько не было скучно — неприятно бывает, когда ощущаешь одиночество внутри себя, а это мне не грозило. Я начала читать «Лекарство от любви» — язвительное противоядие, которое Овидий изобрел против своих же «Любовных элегий».

Бедный Овидий. Сколько страданий, должно быть, принес ему этот коротенький — из шести букв — феномен: любовь. В этих стихах угадывалась такая горечь, что меня даже пробрал озноб, несмотря на тепло, идущее от потрескивающих поленьев и уютных подушек.

— Почему же это женские, а не мужские слова обманчивы? — проворчала я и захлопнула книгу. Старая песня. Овидий так хорошо начинал со всеми этими его прелестными советами по поводу соблазнения, любви, близости, привязанности, а закончил хаосом горечи, боли и сожалений. Направляясь в кухню готовить обед, я поймала себя на том, что повторяю: «Я поступила правильно, я была права».

Обед состоял из хлеба, сыра и супа. Я крикнула Дэвиду, который сидел у себя в кабинете, что, если он не голоден, поем одна, но тут же услышала его шаги на лестнице. Хозяин появился на пороге, явно смущенный.

— Я в самом деле могу поесть одна, если ты занят. Очень люблю бездельничать.

Ему заметно полегчало. Хлопоча по хозяйству, никогда не предлагай мужчине ошиваться возле тебя на кухне, ведя бесплодные разговоры, — их от этого корежит. Оксфорду это не было неприятно, даже забавляло его, поскольку мы всего лишь играли в домашний очаг. В противном случае занятие приобретает слишком интимный характер.

Хозяйка вернулась поздно, ближе к двум, снова румяная и сияющая, градусов на десять оживленнее, чем обычная, прежняя Джилл. Сердечно обняв меня, сказала:

— Я вела себя по отношению к тебе ужасно. Прости. — И с удовольствием захрустела перышком зеленого лука.

Я спросила, удалось ли ей разрешить проблему с Сидни.

— Что? — рассеянно переспросила она. — Ах да. Это, в сущности, такая ерунда. Сама не знаю, почему я так взбеленилась. Я ездила повидаться с… — Она проглотила. — В общем, все улажено.

— Он остается?

— Нет-нет. Он уходит. Он нужен Чарлзу. Ты помнишь Чарлза? — спохватилась она.

Я кивнула.

— Это ведь не последний автобус, как мы, бывало, говорили, не забыла еще?

На этом под разговорами о прошлой жизни была подведена черта. Настроение у Джилл постоянно менялось от веселья к унынию, и я никак не могла найти нужный подход к ней. В воскресенье утром я застала ее в кухне часов в восемь, — она была уже одета и пела. Развивая бурную — и очень шумную (одновременно грохотали два миксера) — деятельность, Джилл сообщила, что экспериментирует с выпечкой сырных пирогов, которые собирается предложить новому магазину натуральных продуктов и которые повезет туда, как только они будут готовы. Сливочный сыр она купила в том же магазине, и, если пироги получатся вкусные, она будет поставлять их регулярно. Дэвид, появившийся на кухне вскоре после меня, раздраженно, открытым текстом заявил, что считает подобный бизнес идиотским и что глупо хвататься за новое дело, когда у нее столько еще незаконченных старых. Джилл игриво стукнула мужа ложкой по носу — чем вызвала его ярость и мое безграничное удивление — и сказала, что он ей просто завидует, потому что сам не способен решительно сменить род деятельности. Дэвид ушел, сердито качая головой. Я сделала себе чай, унесла в свою комнату, выпила в постели, после чего долго нежилась в ванне. Когда я вернулась на кухню, пироги аккуратно лежали на подносах, готовые к транспортировке. Выглядели они замечательно, я поздравила Джилл, добавив: