Кристин Хармель - Забвение пахнет корицей

Я все ниже склоняю голову.

– Знаешь, для моей матери на первом месте всегда были мужчины. Я всегда ощущала, что не очень-то ей нужна. Ее жизнь вращалась вокруг того, с кем она встречалась в данный момент. Я поклялась, что моему ребенку никогда, никогда не придется испытать ничего подобного.

– Ты – не твоя мать, – помедлив, говорит Ален.

– Но что если я ею стану? – произношу я сдавленным голосом. – Вдруг теперь, в разводе, как раз и пойду по ее стопам? Не могу себе такого позволить. Анни для меня всегда будет главнее всех.

Чувствую, как по щекам текут слезы – я, оказывается, плачу. – А вдруг он меня обманет, обидит? – почти выкрикиваю я. – Вдруг я ему поверю, а он мне сердце разобьет? А если он обидит Анни? Она и так уж натерпелась от своего папаши, я просто не вынесу, если окажется, что еще и я ее предала.

Ален треплет меня по руке.

– Ты права, определенный риск есть, – говорит он. – Но в жизни всегда приходится рисковать. А иначе как жить?

– Мне и сейчас неплохо живется, мы счастливы, – всхлипываю я. – Может, лучше довольствоваться тем, что есть. Откуда ты знаешь, что Гэвин все это не разрушит?

– А я и не знаю, – отвечает Ален. – Но есть только один способ проверить.

Он встает, берет мой мобильник с кухонного стола, где тот заряжается.

– Позвони ему. Предложи поехать завтра с тобой. Тебе пока не нужно принимать никаких решений. Но открой дверь, Хоуп. Открой дверь, в которую он мог бы войти.

Я беру у него телефон и прерывисто вздыхаю.

– Хорошо.

Анни поднимает меня в три часа ночи. Я пью на кухне кофе, просматривая попутно вчерашнюю газету, а она жует рисовые хлопья, запивая апельсиновым соком из стакана, и посматривает на меня.

– Значит, мистер Кейс согласился? – уточняет Анни. – Он едет с тобой?

– Да, – я откашливаюсь. – Обещал подъехать к четырем.

– Хорошо, – комментирует моя дочь. – Мистер Кейс очень клевый. Тебе так не кажется?

Я внимательно изучаю кофе в своей кружке.

– Да, он хороший, – осторожно соглашаюсь я.

– Он классно умеет все исправлять. Я подозрительно смотрю на нее.

– Ну да, разумеется, это его профессия. Анни смеется.

– Да нет, я не о том. В смысле, он, типа, помогает в трудную минуту и все такое. Ему, типа, нравится помогать людям.

Я улыбаюсь.

– Да, похоже на то.

Анни умолкает на целых несколько секунд.

– А ты вообще-то заметила, что он, типа, на тебя запал? Это ж видно по тому, как он на тебя смотрит.

Я краснею до макушки. Трудновато мне обсуждать такие вещи с Анни.

– Как твой отец смотрит на Саншайн? – Это моя неуклюжая попытка обратить все в шутку.

Анни корчит рожицу.

– Нет, совсем не так.

Я хихикаю и собираюсь выдать очередную реплику, но Анни меня опережает:

– Папа смотрит на Саншайн так, как будто ему страшно.

– Страшно?

Анни с минуту размышляет.

– Он боится, что останется один, – поясняет она. – А Гэвин на тебя смотрит вообще по-другому.

– Это как же? – Я ловлю себя на том, что безумно хочу услышать ответ.

Пожав плечами, дочь долго сидит, уткнувшись в свои хлопья.

– Я не знаю. Как будто хочет быть рядом с тобой. Как будто думает, что ты классная. Как будто хочет что-нибудь такое сделать, чтобы ты стала счастливой.

Онемев, я не нахожу, что сказать.

– Тебе это неприятно? – спрашиваю я наконец. Анни явно удивлена.

– Нет. С чего это ты взяла?

– Не знаю. Наверное, нелегко тебе видеть, что твой папа так быстро нашел себе другую. Я только хочу, чтобы ты знала: я никуда не денусь. Ты для меня – самое главное в жизни. Сейчас и всегда.

Произнося эту тираду, я смотрю Анни прямо в глаза. Я хочу, чтобы она поняла: я говорю очень серьезно. Кажется, мои слова приводит Анни в замешательство.

– Я знаю, – отвечает она. – Но это не значит, что тебе нельзя, типа, сходить на свидание с мистером Кейсом.

Я смеюсь от всей души.

– Зайка, он не приглашал меня на свидание.

– Пока, – с нажимом уточняет она. И, помолчав, добавляет: – Да он, наверное, потому и не приглашал, что ты так себя ведешь, как будто он тебе не нравится. Но не можешь же ты, типа, всю жизнь быть одна.

Мысли, которые одолевали меня накануне вечером, тут же возвращаются вновь.

– Я не одна, – тихо бормочу я. – У меня есть ты. И Мами. А теперь и Ален.

– Мамуль, я же не буду с тобой всегда, – важно сообщает мне Анни. – Я уеду учиться в колледж, и все такое – на несколько лет. Ален уедет к себе в Париж, так? А Мами когда-нибудь умрет.

С шумом втягиваю воздух. А я-то все обдумывала, как бы помягче подвести ребенка к этой мысли.

– Да, это случится. Но я надеюсь, что до этого она еще побудет с нами хоть немножко. А ты очень переживаешь? Из-за того, что она скоро уйдет?

Анни пожимает плечами.

– Я, конечно, буду очень по ней скучать… ну, ты понимаешь.

– Я тоже.

Мы долго сидим рядом в тишине. У меня душа болит за дочку, которой так рано приходится привыкать к утратам.

– Я не хочу, чтобы ты была одна, мам, – нарушает молчание Анни. – Никто не должен быть один.

Я моргаю, чтобы не дать пролиться непрошеным слезинкам.

– Ты только найди Жакоба, хорошо? – тихо просит она. – Ты должна его найти.

– Конечно, Анни. Я и сама хочу его разыскать. Обещаю тебе, я буду стараться изо всех сил.

Торжественно кивнув, Анни встает, выплескивает в раковину недопитое молоко, ставит в посудомоечную машину миску и стакан из-под сока.

– Пойду дальше спать. Я просто хотела побыть с тобой и пожелать удачи. – Анни шагает к двери, но вдруг останавливается. – Мам?

– Что, детка?

– То, как мистер Кейс на тебя смотрит… – Она смущенно умолкает, потупив глаза. – Я думаю, это, наверное, похоже на то, как Жакоб Леви смотрел на Мами.

В четыре часа за мной заезжает Гэвин. Я забираюсь к нему в «рэнглер», а там меня ждет стакан кофе, купленный Гэвином на заправочной станции.

– Ты-то привыкла подниматься ни свет ни заря, – говорит Гэвин, пока я вожусь с пряжкой ремня безопасности. – А вот мне, – он протягивает мне стаканчик, – пришлось заехать хлебнуть кофейку, ведь я обычно в это время еще сны вижу.

– Извини, – смущенно бормочу я. В ответ он хохочет.

– Не глупи. Я просто счастлив, что еду с тобой. Но кофеин делу помогает.

– Знаешь, может, тебе не нужно садиться за руль. Давай возьмем мою машину, – предлагаю я.

– Ну уж нет, – заявляет Гэвин, – эта крошка уже заправлена и готова в путь. Поведу я. – После чего добавляет: – Хотя, может, тебе хочется самой вести. Мне просто кажется, так будет проще. А ты штурман.

– Только если тебе не трудно, – говорю я.

Первые полчаса мы едем молча, не считая мелких замечаний насчет маршрута и опасений, что в районе Манхэттена могут быть пробки. Гэвин, зевая, включает радио, когда там Бон Джови поет Livin’ on a Prayer.