Кристин Хармель - Забвение пахнет корицей

– Ты вот счастливый. – Это звучит как обвинение. – В том смысле, что у тебя, по-моему, есть все, чего ты хочешь.

Он снова смеется.

– Хоуп, ты серьезно думаешь, что я с детства спал и видел, что буду заниматься ремонтом, и мечтал чинить текущие краны?

– Откуда я знаю, – неуверенно мямлю я. – Может, мечтал…

– Представь, нет! Я хотел быть художником. Таких чудиков, как я в детстве, наверное, не бывает – я все время просил маму водить меня в Музей изящных искусств в Бостоне и смотрел там на картины. Я все говорил ей, что уеду во Францию и стану живописцем вроде Дега или Моне. Они были у меня самыми любимыми.

– Ты хотел стать художником? – недоверчиво переспрашиваю я. Мы снова трогаемся в путь, к предполагаемому дому Жакоба Леви.

Гэвин, весело фыркнув, смотрит на меня сверху вниз.

– Я даже пытался поступить в ШМИА.

– ШМИА?

– М-да, вижу, ты не большой любитель изобразительного искусства, – подмигивает мне Гэвин. – Школа при Музее изящных искусств в Бостоне.

Он разводит руками.

– У меня были неплохие оценки, я представил портфолио, но недобрал баллов и не попал на бесплатное место. Мама не могла оплачивать учебу, а я не хотел залезать в долги и брать ссуду, за которую не расплатился бы до конца жизни. И вот он я – перед тобой.

– Значит, ты вообще не стал поступать в колледж? Гэвин смеется.

– Почему же. Я поступил в Салемский госуниверситет, на полную стипендию. На педагогический, потому что решил, что уж если не могу стать художником, то стану преподавателем рисунка и живописи.

– Ты был преподавателем живописи? – поражаюсь я. Гэвин кивает.

– Но что произошло? Почему ты перестал преподавать? – Я вовремя успеваю прикусить язык, чтобы не ляпнуть чего-нибудь насчет его теперешней работы.

Он хмыкает.

– Это не приносило мне радости. Другое дело – мастерить что-то своими руками, такое мне куда больше по душе. Я понял, что не могу стать художником в традиционном понимании – что греха таить, с дипломом колледжа или без него, я все равно не Микеланджело. Зато могу делать руками другие вещи. Вот этим я сейчас и занимаюсь.

– Но ты же просто чинишь трубы и тому подобное, – неуверенно уточняю я.

Он снова смеется.

– Ну конечно, потому что это часть моего дела. Но еще я строю террасы и крашу дома, вставляю окна и навешиваю ставни, ремонтирую кухни. И вещи становятся красивыми, а меня это радует. Я представляю, что постепенно, по одному дому, превращаю городок в арт-объект, в единое произведение искусства.

Я смотрю на него во все глаза.

– Ты серьезно?

Он разводит руками.

– Конечно, не об этом я мечтал в детстве. Но потом понял, что никогда не чувствовал себя собой, пока не попал на Кейп. Жизнь не складывается в точности по нашим замыслам и планам, но, вероятно, в конечном итоге она все же складывается так, как нужно. Понимаешь?

Я медленно киваю.

– Думаю, что понимаю.

Он принял решение, стал искать себя и теперь счастливо живет в ладу с собой. Интересно, смогу ли и я в один прекрасный день сделать что-либо подобное. Я привыкла воспринимать жизнь как череду закрытых дверей. До этого момента мне даже в голову не приходило простое соображение: иногда всё, что нужно сделать, – это открыть их.

– Я совсем ничего про тебя не знала, – замечаю я тихо. И снова Гэвин разводит руками.

– Ты просто не спрашивала.

Я опускаю голову. Он совершенно прав.

Наконец мы добираемся до нужного дома на Бэттери-плейс. Перед нами старое здание с кирпичным фасадом, десятиэтажное или около того. По сравнению с небоскребами оно кажется пигмеем, но нечто в нем чарует меня, напоминая о чем-то знакомом и далеком. Спустя мгновение я с изумлением понимаю: дом напоминает мне о Франции.

– Вот и пришли, – улыбается мне Гэвин. – Готова?

Я молча киваю. Сердце готово выскочить из груди. Не верится, что мы можем в любую минуту увидеть перед собой того самого Жакоба.

– Готова.

Согласно данным Элиды Жакоб проживает в квартире 1004, и мы сначала набираем этот номер. Домофон не отвечает, тогда Гэвин, дернув плечом, начинает наугад набирать разные сочетания, пока наконец не раздается зуммер и не щелкает замок.

– Вуаля. – Гэвин галантно придерживает дверь, и я вхожу.

Мы попадаем в тускло освещенный подъезд, прямо перед нами узкая лестница. Я осматриваюсь.

– Без лифта? – удивляюсь я. Гэвин чешет затылок.

– Без лифта. Ну и ну. Странно.

Мы начинаем подъем, и на подступах к пятому этажу я, к своему стыду, понимаю, что запыхалась.

– Кажется, мне пора начинать делать зарядку, – констатирую я. – А то пыхчу и отдуваюсь, как будто никогда раньше по лестницам не ходила.

Гэвин – он идет позади меня – смеется.

– Ну не знаю, но вид у тебя вполне подтянутый и спортивный. Не думаю, что тебе так уж нужна зарядка.

Я оглядываюсь на него с пылающим лицом, а он только ухмыляется. Мотнув головой, я продолжаю подъем, втайне польщенная.

Наконец мы добираемся до десятого этажа. Я так спешу поскорее узнать, обитает ли еще здесь Жакоб, что, не успев отдышаться, стучу в дверь с номером 1004.

Я все еще тяжело дышу, когда дверь отворяется. В проеме женщина приблизительно моих лет.

– Что вам угодно? – Она переводит взгляд с меня на Гэвина и обратно.

– Мы разыскиваем Жакоба Леви, – подает голос Гэвин, поняв, видимо, что я не могу выдавить ни словечка.

Женщина с сомнением качает головой:

– Здесь таких нет. Извините. У меня обрывается сердце.

– Ему далеко за восемьдесят. Он родом из Франции. Женщина пожимает плечами:

– Не имею ни малейшего понятия.

– Насколько мы знаем, он здесь жил, – вступает Гэвин. – По крайней мере, год назад точно.

– Мы с мужем въехали только в январе, – объясняет женщина.

– Вы уверены, что здесь его нет? – Мой голос скорее похож на сдавленный писк.

– Я думаю, если бы в квартире обретался какой-то старичок, уж мы заметили бы, – вздыхает женщина, возводя глаза к небу. – А вообще обратитесь лучше к управляющему домом, он проживает в сто второй квартире.

Мы с Гэвином благодарим ее и отправляемся в обратный путь.

– Неужели мы проездили зря? – спрашиваю я, спускаясь по лестнице.

– Нет, – твердо звучит ответ Гэвина. – Мне кажется, Жакоб куда-то переехал, и мы сегодня все равно его найдем.

– А что если он умер? – решаюсь я.

Не хочется допускать подобной мысли, но не учитывать такого варианта – глупо.

– Муж Элиды не нашел в базе информации о его смерти, – рассуждает Гэвин. – Значит, он жив, мы должны верить.

Мы оказываемся наконец на первом этаже. Гэвин деликатно стучит в дверь квартиры 102. Ответа нет, и мы растерянно переглядываемся. Гэвин стучит вновь, на этот раз громко и настойчиво. К моему облегчению, за дверью слышатся шаги. Нам открывает средних лет женщина в халате и с папильотками на голове.