Кристин Хармель - Забвение пахнет корицей

– Что? – начинает она сразу. – Только не говорите, что на седьмом этаже снова прорвало трубу. Я ничего больше сделать не могу.

– Нет, мэм, – отзывается Гэвин. – Мы ищем управляющего. Женщина презрительно хмыкает.

– Это мой муж, но только от него проку мало. А чего вам нужно-то?

– Мы разыскиваем человека, который жил в квартире 1004, – говорю я. – Жакоб Леви. Он, наверное, переехал примерно год назад.

Она хмурится.

– Ну да. Переехал. И что с того?

– Нам необходимо его найти, – включается в разговор Гэвин. – Дело весьма срочное.

Она недоверчиво щурится.

– А вы из налоговой или откуда?

– Что? Нет, – отвечаю я. – Мы…

Я не знаю, как продолжить. Как объяснить ей, что я внучка женщины, которую Жакоб любил семьдесят лет назад? Что, возможно, я даже прихожусь ему внучкой?

– Мы его родственники, – приходит на помощь Гэвин и показывает на меня. – Она родственница.

От его слов у меня начинает ныть сердце. Женщина долго придирчиво разглядывает нас, потом машет рукой.

– Мне-то что. Я дам вам адрес, который он оставил. Мое сердце стучит все сильнее, пока она скрывается в глубине квартиры. Мы с Гэвином то и дело переглядываемся, но я слишком взволнована, чтобы промолвить хоть слово.

Спустя несколько минут женщина появляется снова с листком бумаги в руке.

– Вот. Джейкоб Леви. Он упал в прошлом году и сломал шейку бедра. Он тут прожил двадцать лет, знаете ли. Лифта у нас нет, и, когда он вернулся из больницы, то подниматься не мог, с этим своим бедром и все такое. И тогда домохозяин предложил ему занять свободную квартиру здесь, в конце коридора. Квартира 101. Но мистер Леви сказал, что ему нужен вид из окна. По-моему, так это чистые капризы. В общем, съехал он отсюда, в конце ноября.

Она протягивает листок мне. На нем адрес: Уайтхолл-стрит, номер дома и квартиры.

– Он попросил переслать ему туда последний счет, – ворчливо говорит женщина. – Уж не знаю, там он еще или как. Но отсюда он перебрался на Уайтхолл-стрит.

– Спасибо, – благодарит Гэвин.

– Спасибо, – эхом отзываюсь я. Она уже закрывает дверь, когда я хватаю ее за руку. – Стойте, – говорю я. – Еще один вопрос.

– Ну что еще? – вид у нее недовольный.

– Скажите, он был женат? – Я жду ответа, затаив дыхание.

– Если и была миссис Леви, то я о ней ничего не слыхала, – говорит женщина.

Я с облегчением закрываю глаза.

– Какой… какой он? – спрашиваю я еще.

Женщина смотрит на меня подозрительно, потом лицо ее немного смягчается.

– Хороший, – отвечает она. – Всегда такой вежливый. Некоторые жильцы, знаете, относятся к нам как к прислуге, ко мне и супругу моему. Но мистер Леви всегда с нами вежливо говорил. Всегда, бывало, назовет меня «мэм». Всегда скажет «пожалуйста», «спасибо».

Эти слова заставляют меня улыбнуться.

– Спасибо вам большое, – благодарю я. – Спасибо, что рассказали о нем.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, когда она снова заговаривает:

– Только он всегда был уж очень грустный.

– Грустный? – переспрашиваю я.

– Ну да. Каждый день ходил гулять, а возвращался всегда вечером, когда стемнеет, а вид такой, будто потерял что.

– Спасибо, – повторяю я шепотом и направляюсь к двери. Меня переполняет жалость и сочувствие: очевидно, каждый вечер, пока Мами сидела у окна в ожидании звезд, Жакоб тоже что-то искал.

За пятнадцать минут мы добираемся до Уайтхолл-стрит и ищем дом, указанный на листке, полученном от жены управляющего. Вскоре мы видим его: современное здание, возвышающееся над своими соседями. К моему облегчению, консьержа нет – значит, не придется еще раз объяснять, зачем мы здесь.

– Квартира 2232, – говорю я Гэвину, и мы направляемся к лифтам.

В кабине я поспешно нажимаю кнопку 22 и нетерпеливо постукиваю ногой, пока двери закрываются.

– Давай, давай, давай же скорее, – бурчу я, пока лифт начинает неторопливое восхождение.

Гэвин ловит мою ладонь и сжимает.

– Мы его найдем, Хоуп.

– Даже не знаю, Гэвин, как тебя благодарить. За все, что ты сделал, чтобы мне помочь. – Я умолкаю, заглядываю ему в глаза и улыбаюсь.

На миг все замирает, и мне кажется, что сейчас он меня поцелует, но тут звякает лифт, и двери бесшумно раздвигаются. Наконец-то наш этаж.

Мы почти бежим по длинному коридору, направо, потом налево, к квартире 2232. Это последняя квартира в правом крыле дома. Гэвин стучится, а я тем временем выглядываю в окно в конце коридора. Оттуда открывается прекрасный вид на южную оконечность Манхэттена и на залив. Но я не могу на нем сосредоточиться, поворачиваюсь к двери и хочу только, чтобы она поскорее отворилась.

Но ответа нет, и шагов внутри не слышно.

– Попробуй еще раз, – прошу я.

Гэвин стучит снова, на сей раз погромче. По-прежнему никого. Я стараюсь не поддаваться отчаянию. Но – что теперь?

– Давай еще, – слабым голосом прошу я.

Гэвин теперь колотит так громко, что распахивается дверь квартиры напротив. В дверях стоит старуха.

– Что за шум? – осведомляется она, всматриваясь в нас.

– Простите, мэм, – обращается к ней Гэвин. – Мы ищем Жакоба Леви.

– И что же вы, не можете постучать, как нормальные люди? – спрашивает она. – Обязательно нужно высаживать дверь?

– Он не отвечает, – несчастным голосом объясняю я и глубоко вздыхаю. – Он еще живет здесь? Или…

Мой голос окончательно садится, и я не заканчиваю фразу. Но и так ясно, что я имею в виду – жив ли он еще. Ужасный вопрос.

– Успокойтесь, – говорит старуха. – Я не знаю, где он сейчас. Мы с ним вообще не знакомы. А теперь будьте так любезны больше не шуметь, вы мешаете мне смотреть телевизор.

Дверь захлопывается прежде, чем мы успеем сказать хоть слово. Колени подгибаются, и я прислоняюсь к стене. Гэвин оказывается рядом и обхватывает меня за плечи.

– Мы скоро найдем его, Хоуп. Он где-то здесь. Я уверен.

Я киваю, но не могу сказать, что разделяю эту уверенность. Неужели мы проделали весь этот путь, только чтобы узнать, что опоздали на несколько месяцев? Отвернувшись к окну, я снова оглядываю великолепный вид, на этот раз сквозь туман слез. Под нами лежат кварталы Манхэттена, за ними зеленеют верхушки деревьев Бэттери-парка. Дальше, за темно-синей гладью Нью-Йоркской бухты, виднеются острова – Губернаторский слева и Эллис справа. Интересно, думаю я, не сюда ли каждый в свое время приплыли из Европы Жакоб и моя бабушка? Сразу за островом Эллис – остров Свободы, я вижу статую Свободы, высоко вздымающую свой факел. Она поблескивает в лучах солнца, и я думаю о смысле этого символа. Каково это – в первый раз въезжать в страну, оказаться на острове Эллис, проплыв мимо величественного символа главной ценности нашей нации?

И тут, абсолютно неожиданно, у меня в мозгу что-то щелкает и словно вспыхивает лампочка.