Кристин Хармель - Забвение пахнет корицей

– Это он, – говорю я Гэвину.

Человек сидит лицом к статуе Свободы, смотрит на нее так пристально, словно не может отвести глаз. У него белые как снег волосы, немного поредевшие на макушке, и длинное темное пальто. В его облике мне чудится что-то царственное. «Принц», – шепчу я, больше себе, чем Гэвину. Когда до него остается всего несколько метров, он внезапно оборачивается и смотрит на меня, и в это мгновение последние сомнения бесследно тают. Это Жакоб.

Он замирает, чуть приоткрыв рот от изумления. Я тоже застываю на месте, и мы долго всматриваемся друг в друга. Меня поражает его сходство с Анни – все ее черточки, из-за которых Роб однажды поставил под сомнение свое отцовство, я вижу здесь, на его лице. Тот же тонкий нос с легкой горбинкой. Та же ямочка на подбородке. Тот же высокий, царственный лоб. Я узнаю и еще кое-что: за стеклами очков в темной оправе у него мои глаза, цвета морской волны, с золотистыми искорками, Мами всегда говорила, что больше всего на свете любит в них смотреть.

– Жакоб Леви, – негромко произношу я, и это не вопрос, а утверждение, ведь я уже знаю. Гэвин, стоящий рядом со мной, крепче стискивает мне руку. Мне ясно, что и он понял, на какую-то минуту позже, чем я, как велико сходство между Жакобом и моей дочерью и что это означает.

Жакоб медленно кивает, не отрывая от меня взгляда.

– Я Хоуп, – представляюсь я и подхожу на шаг ближе. – Я внучка Розы.

Его глаза наполняются слезами.

– Она выжила, – шепчет он.

Я киваю, и Жакоб приближается, впившись в мое лицо глазами. Высвободившись из руки Гэвина, я шагаю навстречу Жакобу, пока мы не останавливаемся друг против друга. Медленно, неуверенно, как во сне, он протягивает руку и касается моего лица. Я подхожу еще ближе, чувствуя, как он гладит меня по щеке рукой – грубой, узловатой, но при этом удивительно, невероятно нежной.

– Она выжила, – повторяет он.

А потом Жакоб обхватывает меня обеими руками, и я чувствую, как все его тело сотрясается от рыданий. Я обнимаю его и тоже даю волю слезам. У меня такое чувство, словно я держу в объятиях частицу прошлого, частицу, без которой картина моей жизни была неполной. Я сжимаю в руках любовь моей бабушки, самую большую ее любовь – но обретенную с опозданием на семьдесят лет. И – если только я не окончательно сошла с ума и сходство с дочерью и с моими собственными глазами мне не привиделось – я обнимаю сейчас собственного деда, о существовании которого никогда не знала.

– Она еще жива? – спрашивает Жакоб, освобождая наконец меня из объятий. – Роза жива?

В его речи слышится легкий французский акцент, Мами говорит очень похоже. Он продолжает держать меня за руки, как будто боится выпустить. Слезы текут и текут у него по лицу. Да и у меня щеки совсем мокрые.

Я киваю.

– Она перенесла инсульт. И сейчас в коме. Но она жива. Жакоб ахает и часто-часто моргает.

– Хоуп, – говорит он, – вы должны сейчас же отвезти меня к ней. Отвезите меня к моей Розе.

Жакоб отказывается даже зайти домой и собрать вещи – он настаивает, чтобы мы немедленно отправились на Кейп-Код, не теряя ни минуты.

– Я должен ее увидеть, – повторяет он, переводя беспокойный взгляд с меня на Гэвина и обратно. – Должен увидеть ее как можно скорей.

Я остаюсь с ним, пока Гэвин бегом несется за своим джипом, чтобы подогнать его сюда: Жакоб после операции на бедре быстро ходить не может. Мы ждем в северной части Бэттери-парка, прохаживаясь по улице, и все это время Жакоб так меня рассматривает, будто перед ним призрак. Мне хочется расспросить его о многом, но я жду возвращения Гэвина, чтобы он тоже услышал ответы.

– Вы моя внучка, – тихо говорит Жакоб, пока мы ждем. – Это так?

Я киваю медленно:

– Кажется, да.

Все это очень странно, я никак не могу избавиться от мыслей о человеке, которого всю жизнь называла дедушкой. Как-то все это нечестно по отношению к нему. Хотя, с другой стороны, он ведь с самого начала знал, на что идет. Это был его сознательный выбор – воспитывать мою мать как плоть от плоти своей.

– Моя дочь очень на вас похожа, – признаю я.

– У вас есть дочь? Я киваю:

– Анни. Ей двенадцать.

Жакоб берет меня за руку и заглядывает в глаза.

– А ваша мать – или отец? Ребенок Розы? Это был мальчик или девочка?

Меня впервые как обухом по голове ударяет мысль, как это трагично, что мама умерла, так и не встретив Жакоба, скорее всего, даже не догадываясь о его существовании. Сердце разрывается при мысли, что и сам Жакоб никогда не увидит ребенка, ради спасения которого он лишился всего.

– Девочка, – тихо отвечаю я. – Жозефина.

Дитя Иакова, которое следовало спасти, чтобы род продолжился. Вспомнив католическую церковь на выезде с 95-го шоссе, я поеживаюсь. Разгадка все время была рядом.

– Жозефина, – нараспев произносит Жакоб.

– Она умерла два года назад, – добавляю я, помолчав. – От рака груди. Мне очень жаль.

Жакоб издает сдавленный стон, точно раненый зверь, и немного подается вперед, как будто кто-то невидимый ударил его в солнечное сплетение.

– Господи, – бормочет он, выпрямляясь через несколько секунд. – Это такая потеря для вас, я соболезную.

Мои глаза снова наполняются слезами.

– А я соболезную вашим утратам. Даже не могу выразить, как мне жаль, что все так получилось.

Что потеряно семьдесят лет. Что он никогда не видел своего ребенка. И вообще не знал, что этот ребенок родился и жил на свете.

Тут Гэвин – он как раз подъехал – выскакивает из автомобиля. Помогая Жакобу забраться на заднее сиденье, мы успеваем переглянуться. Я сажусь рядом с Гэвином, и, глянув в зеркало, он проворно отъезжает от тротуара.

– Мы отправляемся на Кейп-Код, и я постараюсь доставить вас туда как можно быстрее, сэр, – рапортует Гэвин.

– Благодарю, молодой человек, – отвечает Жакоб. – А могу я спросить, кто вы?

Я хохочу, нервного напряжения как не бывало – подумать только, я забыла представить Гэвина! Я поспешно исправляю ошибку, объясняю, что именно благодаря ему все и стало возможным, да и сегодня он помог мне отыскать Жакоба.

– Гэвин, спасибо вам за все, – благодарит Жакоб, когда я заканчиваю объяснения. – Вы, должно быть, муж Хоуп?

Мы с Гэвином смущенно переглядываемся, и я чувствую, что покраснела.

– Э-э, нет, сэр, – объясняю я. – Просто хороший друг. Я украдкой посматриваю на Гэвина, но он напряженно глядит вперед, полностью сосредоточившись на дороге.

Мы молчим, пока не выезжаем с Вестсайдского шоссе на I-95 через северный Гарлем и по мосту не попадаем на материк.

– Можно мне кое о чем вас спросить, мистер Леви? – обращаюсь я к Жакобу, поворачиваясь назад.

– Прошу вас, пожалуйста, называйте меня Жакобом, – говорит он. – Или, если хотите, вы могли бы звать меня дедушкой, я буду только счастлив. Хотя, по-видимому, для этого пока еще слишком рано.